Мо Янь - Устал рождаться и умирать

— Ты, Симэнь Бай, чего отлыниваешь?

Урождённая Бай от страха чуть не упала, уронив тяжёлую корзину на свои крохотные ножки. Вскрикнула от боли, потом тихо заплакала, всхлипывая как маленькая. Ян Седьмой замахнулся и с силой хлестнул её лозиной. Я яростно рванулся к нему с верёвки, которую держал Лань Лянь. Лозина со свистом рубанула в каком-то цуне от переносицы урождённой Бай, не нанеся ей никакого вреда. Набил руку, ублюдок вороватый. И поесть всегда был не дурак, и поблудить, и азартных игр любитель, и трубочку опиума выкурить не прочь — ко всему имел слабость этот Ян Седьмой. Хозяйство отца свёл на нет, мать из-за него повесилась — но вот, пожалуйста, беднейший крестьянин, авангард революции. Кулаком бы ему заехать — да вот кулаком никак, если только копытом двинуть или цапнуть большими ослиными зубами. Погоди, ублюдок со своими усиками, сигареткой и лозиной — дай срок. Я, Осёл Симэнь, так тебя хватану, что попомнишь.

Хозяин вовремя удержал меня, иначе этому гаду худо бы пришлось. Я инстинктивно задрал зад и лягнул задними ногами. Удар пришёлся в мягкое, это было брюхо Яна Седьмого. У осла обзор гораздо шире: видно и то, что позади. Этот пёс шелудивый хлопнулся задом на землю, личико пожелтело. Долго не мог отдышаться, а потом завопил: «Мама!» Довёл мать до самоубийства, а ещё зовёшь её, ублюдок!

Хозяин бросил верёвку и поспешил помочь Яну подняться. Тот подобрал лозину и, выгнув спину, замахнулся, чтобы вытянуть меня по голове. Хозяин схватил его за запястье, и лозина замерла в воздухе.

— Прежде чем бить осла, нужно тоже смотреть, кто хозяин. [61] Переиначенная поговорка «Прежде чем бить собаку, посмотри, кто её хозяин».

— Мать твою, Лань Лянь, Симэнь Нао сынок названый, подрывной элемент, затесавшийся в классовые ряды, сейчас и ты у меня получишь! — заорал Ян.

Его запястья хозяин не отпускал, а незаметно сжал покрепче, да так, что этот молодчик, растративший себя на развлечения с потаскухами, заскулил от боли, а лозина выпала из руки. Хозяин отпихнул Яна со словами:

— Скажи спасибо, что мой осёл ещё не подкован.

Лань Лянь вывел меня за южную границу деревни, где на валу покачивались под ветерком заросли пожухлого щетинника. Сегодня, в день основания кооператива, свершился и обряд моего, Симэня Осла, совершеннолетия.

— Ну что, ослик, — сказал хозяин, — веду тебя подковывать. С подковами будешь как в обувке, не натрёшь ноги камнями и копыта о что-нибудь острое не порежешь. В подковах будешь уже большой, пора помогать мне в работе.

Разве работать на хозяина не удел каждого осла? «И-а, и-а!» — закричал я, задрав голову. Это был мой первый звук после рождения ослом; он прозвучал так грубо и звонко, что на лице хозяина отразилось приятное удивление.

Мастером по ковке был местный кузнец. Дочерна закопчённое лицо, красный нос, надбровные дуги без единой волосинки, воспалённые глаза без ресниц, три глубокие морщины на лбу в угольной пыли. Его подмастерье, белокожий юноша, просто обливался потом, я даже забеспокоился, что этак вся вода из него и вытечет. А старик-кузнец не потел нисколько, будто за долгие годы работы в жаркой кузнице влага из него давно испарилась. Парнишка левой рукой работал мехами, а правой орудовал щипцами, поворачивая заготовку в огне горна. Как только она раскалялась, он вытаскивал её, дышащую огнём, и вдвоём с кузнецом они принимались её отбивать — сначала большим молотом, потом малым. Тяжёлые удары, звонкое постукивание, летящие во все стороны искры — всё это действовало на меня, Симэня Осла, завораживающе.

«Этот белолицый парнишка, судя по всему, талантлив, — подумал я. — На сцену бы ему, с девицами заигрывать, в любви объясняться, изливать нежные чувства, проводить счастливые часы, как во сне. А заставлять его с железом работать никуда не годится». Я и представить не мог, что в теле этого способного юноши, похожего на Пань Аня, [62] Пань Ань (Пань Юэ, 247–300) — выдающийся поэт эпохи Западная Цзинь, творивший в жанре фу. Под именем Пань Ань известен как олицетворение мужской красоты. таится такая сила. Большим восемнадцатифунтовым молотом, с которым, казалось бы, непросто управиться даже буйволоподобному мастеру-кузнецу, он орудовал так легко и свободно, будто этот молот продолжение его самого. Словно кусок глины, сталь на наковальне принимала под ударами форму, какую хотели придать ей кузнец с подмастерьем. Из подушкообразной заготовки получился резак для соломы, самый большой инструмент в крестьянском хозяйстве. Во время перерыва в работе к ним подошёл хозяин: