— Сыночек мой, что с тобой… — Через дырки в окне было видно, как она с плачем бросилась к кану, толкнув вытянутыми руками Цзефана.
Со связанными руками ему было не пошевелиться, он лишь колотил ногами в стенную перегородку. Изначально непрочная, она ходила ходуном, серая краска отлетала кусками, похожими на блины из мешанки. Народ в комнате не знал, как быть, пока Хун Тайюэ не скомандовал:
— Верёвку, ноги ему свяжите!
Работник фермы Люй Плоская Плешь притащил пеньковую верёвку и неуклюже забрался на кан. Цзефан брыкался как бешеный жеребец, и старику Люю было не подступиться.
— Да вяжи же давай! — взревел Хун Тайюэ.
Люй навалился Цзефану на ноги, но в него с плачем вцепилась Инчунь:
— Отпусти моего сына…
— А ну быстро помогите ему! — крикнул Хун Тайюэ.
— Скоты! — ругался Цзефан. — Скоты этакие! Свиньи!
— Заводи конец, просовывай! — Вперёд метнулся третий из братьев Сунь. — Быстро на кан, помоги ему!
Нога Цзефану обмотали, но прихватили и руки Люя, которыми он крепко держал их.
— Ослабьте верёвку! — заорал тот, когда она затянулась. — Дайте руки вытащить!
Цзефан дрыгнул ногами, и верёвка заплясала в воздухе, как бешеная змеюка.
— Ай, мама дорогая… — Старый Люй откинулся назад, свалился с кана и по дороге врезался в Хун Тайюэ. Сунь Третий, молодой здоровяк, сумел-таки взгромоздиться задом на живот Цзефана и, не обращая внимания на Инчунь, которая царапалась и проклинала всех и вся, накрепко затянул верёвку. Оказывать сопротивление ногами Цзефан уже не мог. На полу держался за нос старик Люй, меж пальцев у него капала чёрная кровь.
Я понимаю, не хочется признаваться в этом, дружище, но мне-то уж поверь, всё, что я говорю, — чистая правда. В состоянии безумия человек проявляет сверхчеловеческую силу и способен на непостижимые поступки. На том абрикосе до сих пор сохранились наросты величиной с яйцо. Это ты тогда колотился о него головой как сумасшедший. Голова штука твёрдая, хотя в обычных обстоятельствах со стволом дерева ей, конечно, не сравниться. Но когда человек впадает в безумие, голова становится крепче — вот почему, по легенде, от удара Гун Гуна головой о гору Бучжоушань небесный столп разорвал вервия земли. [183] Гун Гун — в китайской мифологии божество Воды. Раздосадованный поражением в схватке за небесный трон со своим отцом, божеством Огня Чжу Жуном, ударился головой о гору Бучжоушань, которая поддерживала небо, и нарушил наклон оси Земли, вызвав страшные наводнения и страдания людей.
Дерево от твоего удара сильно закачалось, снегопадом лебединого пуха посыпались цветы. Ты отлетел назад и упал на спину, на лбу у тебя вскочила большая шишка, а с бедного дерева отвалился кусок коры и забелел оголённый ствол…
Связанный по рукам и ногам Цзефан продолжал извиваться, словно в теле у него бурлила рвущаяся наружу невероятная сила, как это описывается в романах уся. [184] Уся — популярные в Китае романы о похождениях благородных мастеров боевых искусств в вымышленном мире цзянху.
Те, кто недооценивает воинские искусства, воспринять сверхмощную внутреннюю силу могут, но не в состоянии вместить её, и невероятно страдают от этого. И тогда раскрыть рот в печальном вопле становится единственным способом исторгнуть её. Кто-то попытался залить ему в рот холодной воды, чтобы погасить пылающий у него в душе злой огонь, но он поперхнулся и зашёлся в страшном кашле. Изо рта и носа вылетели капельки крови.
— Сыночек мой… — заголосила Инчунь и потеряла сознание.
Женщины они такие: кто кровь пьёт и глазом не моргнёт, а кто при виде крови в обморок падает.
В это время влетела запыхавшаяся Баофэн с санитарной сумкой через плечо. Присущими хорошему медику качествами она обладала в полной мере и пришла в замешательство совсем не от вида валяющейся в обмороке у кана матери и кашляющего кровью младшего брата. Она «босоногий врач» с богатым опытом. Бледное лицо, печальный взгляд. Руки и зимой, и летом холодные как лёд. Я понимал, что внутри она тоже полна переживаний. Источником её страданий был тот самый «ревущий осёл» Чан Тяньхун — это уже исторический факт, своими глазами всё видел, это можно найти и в рассказах Мо Яня. Она открыла сумку, вынула плоскую металлическую коробочку, достала поблёскивающую серебряную иголку, наладила в точку «жэньчжун» под носом Инчунь и точно, без всякой жалости кольнула. Та застонала и открыла глаза. Баофэн сделала знак, чтобы увязанного, как дрова, Цзефана подтащили к краю кана. Пульс она не нащупывала, температуру и давление не измеряла, будто обо всём знала и оказывала помощь не Цзефану, а самой себе. Вынула из сумки пару ампул, зажала меж пальцев и отломила пинцетом кончики. Набрала лекарство в шприц, подняла к яркому свету лампочки, нажала, и из кончика иглы брызнули блестящие капельки. Картина благословенная, величественная, классическая, не раз виденная на всех этих агитплакатах, в кино и по телевизору. Людей этой профессии ещё называют ангелами в белом, их часто видишь в белых шапочках, белых халатах, с масками на лице; большие глаза, длинные ресницы. У нас в деревне ходить в белой шапочке, маске и в белом халате Баофэн не могла. На ней была синяя габардиновая кофта с большим отложным воротником, на который сверху накладывался воротник белой рубашки и голубой куртки. Такая уж тогда была мода. У молодых воротнички всегда высовывались в несколько слоёв, а если по бедности много одежды не купить, приобретали накладные воротнички по паре мао за штуку. Баофэн в тот вечер красовалась в настоящих воротничках, не накладных. Её бледное лицо и грустное выражение глаз как нельзя больше подходили изображаемому писателями правильному герою. Она смочила вату в спирте, протёрла мышцу на руке Цзефана, ввела шприц и примерно через минуту выдернула. Уколы она чаще делала в ягодицу, а сейчас уколола в руку, видимо, потому, что он был связан. Сам же Цзефан испытал такое сильное душевное потрясение и так переживал, что ему не то что укол сделай — всю руку оттяпай, и то не пикнет.
Читать дальше