Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

Она боролась с этим наваждением. Она начала ненавидеть Мордштайна. А он, которого послевоенное время втянуло в преступную деятельность, стал ее использовать. Он понимал выгоду своей власти над ней и совершенно осмысленно шел к тому, чтобы с помощью этой власти нажить капитал.

Что касается меня самого, сегодня я знаю, что я был последней попыткой Иоланты освободиться от власти ее бывшего мужа. Я также знаю, что эта попытка не удалась по моей вине, если в данном случае вообще возможно говорить о вине. И я свидетельствую, что был в состоянии понять Иоланту, когда он, а после того как я уже отказался помочь ей, пришла ко мне и сказала:

— Давай убьем его.

— Сделать это, по крайней мере в мирных условиях, не так просто, — сказал я.

Мы сидели в нашей гостиной и совершенно без эмоций обсуждали ее предложение — нам нечего было скрывать друг от друга.

— Я знаю, что это непросто, но я думаю, что нашла подходящий способ.

На столе между нами стояла бутылка и два бокала. В этот раз пили мы оба. Иоланта пила все последние дни. Я же начал пить только после того, как поднялся на ноги.

— Я не хочу, чтобы меня повесили.

— В Германии и Австрии больше не вешают, — сказала Иоланта.

— Это большое утешение, — сказал я и наполнил стаканы.

— Ты хочешь, чтобы он отобрал у тебя деньги? Что будет, если с тобой случится новый приступ? Ты думаешь, он хотя бы на минуту оставит нас в покое?

— Нет, в это я не верю.

— Если ты не хочешь помочь мне, скажи прямо. Тогда я сделаю это одна. Я сделаю это в любом случае. Я больше не вернусь к нему. С меня довольно. Для меня он мертв.

Она выпила, потом она посмотрела на меня и возбужденно спросила:

— Ты веришь, что я люблю тебя?

— Да, Иоланта, — ответил я подавленно. — Я тебе верю.

— Ты поможешь мне?

Я кивнул. Кивком головы я подписал человеку смертный приговор. Я даже немного испугался, как легко это у меня получилось — кивнуть.

Она придвинулась ближе и рассказала свой план, как будто объясняла мне участие в предприятии с долей экспорта:

— Будь внимателен. Я поеду с ним как его жена. Ты поедешь один со своими фальшивыми документами. Во Фрайлассинге мы снова встретимся. Потом, после того как кто-то врежется в него на шоссе, найдут тело господина Мордштайна из Мюнхена, который был в Австрии в гостях. При проведении расследования, может быть, выяснится, что, когда он пересекал немецкую границу, с ним в машине была его жена. Женщина исчезнет. Возможно, ее будут разыскивать как убийцу. Но ее не найдут, так как госпожа Мордштайн, к тому времени уже госпожа Валери Франк, снова вместе со своим мужем вернется в Австрию. О тебе вообще ничего не узнают, ты приедешь на поезде и покинешь страну тоже на поезде. Это понятно?

— Пока да. А что должно в него врезаться?

— Это будет автокатастрофа, — ответила она. — Тебе знаком Баварский мост?

— Нет.

— Баварский мост, — обстоятельно объяснила Иоланта, — ведет через низкую долину, по которой проходит шоссе Зальцбург — Мюнхен. Он очень длинный и до невозможности высокий, и в последние дни войны был взорван. Средняя часть до сих пор не восстановлена, поэтому движение пущено в объезд. Мост закрыт освещенным барьером. В этот барьер он и врежется, а потом упадет вниз.

— А как мы выберемся из машины?

— Перед барьером, — она загасила сигарету. — Машину можно поставить на газ, на сцепление нажать палкой, уже стоя на подножке, и спрыгнуть, как только ты его отпустишь. Тогда машина выедет через барьер на мост — с Мордштайном за рулем.

— С Мордштайном за рулем, — повторил я.

— К тому моменту он, разумеется, уже будет мертв.

— Ах так, — сказал я. — Ты считаешь, что до этого мы должны его убить…

Она серьезно кивнула.

— Конечно, — тихо сказала она.

В этот момент зазвонил телефон. Я взял трубку. Звонила Вильма. Иоланта тотчас же поняла это, еще до того как Вильма заговорила. Она посмотрела на меня с улыбкой. Это был дружеский взгляд, и она смотрела на меня тихо и по-доброму, когда я ответил:

— Добрый вечер, Вильма.

Ее голос звучал смущенно:

— Извините, пожалуйста, что я звоню. Я так переживала! Вы не давали о себе знать… — Вдруг она перестала владеть собой: — Что-то случилось? Скажи мне, пожалуйста!

— Я был болен, Вильма.

— О боже!

— Я уже поправился.

— Ты не один?

— Нет.

— Ах так. Она там?

— Да, Вильма, Иоланта сидит рядом со мной.

— Ты уже говорил с ней?

— Да, Вильма.

Она молчала.