Ганс Леберт - Волчья шкура

Тут матрос выскочил из ямы. Для начала ему вполне хватило этого зрелища, собственно, и для жандармов его хватит, а черви уже расползались в разные стороны. Пот градом лил с матроса. Он высунулся из окна и залпом осушил фляжку. (Конечно, сливовица здесь была бы уместнее, потому что его желудок уже подступал к гортани.) Он опять вытащил трубку и уже собрался было закурить, как вдруг услышал за спиной скрежет и хруст, словно гигантская собака перегрызла разом все кости.

Матрос обернулся. Глаза у него полезли на лоб. Стена в противоположном конце здания вдруг зашевелилась. Наклонилась вперед, у нее вспучилось брюхо! В брюхе появилась трещина, а из нее посыпался цемент. Матрос раскинул руки (как будто мог таким образом предотвратить обвал), но стена уже рухнула, с глухим треском развалилась на части и погребла под собою всю мерзость.

— Поскольку начинает процветать иностранный туризм, — сказал Франц Цопф, — надо, чтобы у нас в Тиши хоть немного посовременней стало. Если спилить каштаны, дорога будет шире на целый метр. По полметра с каждой стороны прибавится.

А Франц Цоттер:

— Если хотите знать мое мнение: я против того, чтобы спиливать все деревья. И уж совсем не понимаю, как такое предложение мог внести комитет по благоустройству.

А Хакль (председатель комитета по благоустройству):

— Полагаю, нам лучше знать, что хорошо, а что плохо.

А Франц Цоттер (раздраженно):

— Ну, например? Валяй, я охотно у тебя поучусь!

А Хакль (раздраженно):

— Свет, воздух и солнце — это главное! Солнце должно сиять…

Тут вмешался старик Хеллер:

— Здесь дело в выгоде, а не в красотах, — сказал он. — Если оставить деревья, это ничего не даст, доходу с них никакого. А если спилить — это уже дрова. Дрова, как известно, можно продать.

— Ну, а нам что-нибудь перепадет? — спросил крестьянин с дальнего хутора. — Может, хоть ружьишки выдадут?

— Еще не знаю, — сказал Франц Цопф, — но вполне возможно. Наверно, будут выставлены посты, как тогда, в январе.

А Франц Биндер (из-за стойки):

— Я лично не против! По мне — рубите их на здоровье. А дрова может купить Укрутник. Если хотите, я с ним переговорю.

Малетте тем временем удалось незаметно добраться до дома возчика, что в почти ночном мраке этого дня было не так уж сложно. Он покричал, возчик вышел из конюшни и двинулся ему навстречу. В тяжелых сапогах шагал он по конскому навозу. На голове у него все еще была повязка, и потому шляпа сидела непривычно высоко. Да, он все равно поедет завтра в Плеши, сегодня уже нет, а завтра с самого утра, к первому поезду. Пусть только Малетта приготовит чемоданы, он в пять часов утра их заберет.

— Собственно, я мог бы тоже с вами поехать, — сказал Малетта. — Мне бы хотелось поспеть к первому поезду.

Ну, что ж, пожалуйста. Если фотограф не боится тряски. У него лично после того несчастного случая от нее всякий раз голова болит.

— А как это случилось? — спросил Малетта, взглянув на повязку, видневшуюся из-под шляпы.

— Ах ты господи, — сказал возчик, — я и сам толком не знаю. Люди говорят, что я был в дым пьяный.

Малетта усмехнулся (словно червяк прополз по сыру).

— Вероятно, это был волк, — сказал он как бы вскользь, — волк, которого вчера убил Хабергейер.

Возчик махнул рукой.

— Да нет, что вы! Какой там волк! Хотя что-то все-таки было, — сказал он, немного подумав. — Потому как все собаки вдруг залаяли.

В это самое время матрос снова появился в деревне. Уверенно шагая, он держал курс на караульню. Он пришел прямо с кирпичного завода, сапоги его еще были заляпаны глиной. Уходя, он еще раз пнул ногой столбик, теперь он упал свеженамалеванной табличкой вниз (маслом вниз, как говорится), хотя она — как, к сожалению, выяснилось — прибита была не зря.

Матрос подошел к зданию жандармерии и, так как входная дверь была открыта, тотчас же поднялся по лестнице и постучал.

За дверью слышался глухой бормот, но никто не пригласил его войти. Наконец дверь приоткрылась и показалась голова Шобера.

Матрос:

— Мне нужен вахмистр.

Шобер:

— Ничего не выйдет. У нас совещание.

Матрос:

— И все-таки я должен его видеть.

Шобер:

— Минуточку! Я его спрошу.

Он оставил дверь приоткрытой. Комната была битком набита: серые мундиры в сером табачном дыму.

— Скажите ему, что я нашел труп! — крикнул матрос.

Шобер вышел на середину комнаты. А голос Хабихта (из клубов дыма) спросил:

— В чем там дело?

— Это Недруг. Он что-то нашел.