Олег Гладов - Любовь Стратегического Назначения

Они едут в преисподнюю в общем вагоне, медленной скоростью, немодным, но самым популярным рейсом — заливают в себя слоновьи дозы дешевого алкоголя. Сивушных масел и токсичных соединений. Парфюмерные спирты и прочие жидкости технического назначения.

Мама Юли не хотела, чтобы ее мозг погрузился в безумие. Она его разрушила. Выжгла. Вместе с печенью. И если бы каждая бутылка делала фотографию Юлиной мамы, то из каждого десятого негатива можно было бы склеить короткий фильм. В течение которого лицо Юлиной мамы поменяло бы свой цвет, размеры и черты.

Лицо ее изменилось, как это обычно бывает в таких случаях. Юлина мама стала щекастой, рыхлолицей, загорелой и удивленной: брови ее, как и у всех алкоголичек, были приподняты так, будто она непрерывно чему-то удивлялась. Эти брови словно компенсировали то, что внутри Юлиной мамы Никто и Ничему уже давно не удивлялся.

Мама спилась за два года.

Она почернела от водки.

Ее глаза выцвели от количества и качества выпитого.

Для Юли это были бесконечные сто четыре недели. Летящие со скоростью света в обратном порядке семьсот тридцать дней. Стоящие на месте двадцать четыре тысячи восемьсот двадцать часов. Примерно.

Мама начала самоуничтожение с мрачной решимостью, и ее фотография незадолго до смерти, наверняка, висела на доске «Они — наша гордость» у входа в Ад. Маму словно не волновало, что у нее есть дочь.

Иногда волновало.

Юля не могла бы точно сказать, когда именно происходило что-либо в тот период ее жизни.

Сначала закончились банты. Потом чистые гольфы и трусы. Однажды она обнаружила, что ей стало мало школьное платье.

Первый раз мама накричала на Юлю через два месяца после ухода папы. Первый раз ударила на три недели позже.

Шокированные соседи десятки раз звонили в милицию: мама, иногда выпив пару бутылок красного портвейна, любила включить на всю громкость мощную стереосистему и, размахивая третьей початой бутылкой, орать во все горло, подпевая знаменитой певице:

— Я так хочу!!!

— Чтобы лето не кончалось!!!

— Чтоб оно за мною мчалось!!!

Через полгода, прежде чем лечь спать, Юля подпирала дверь стулом и пододвигала письменный стол.

Иногда по ночам мама ходила по их огромной квартире, прихлебывая пахнущее карбидом вино из картонных пакетов. Разговаривала сама с собой. Иногда плакала.

Иногда у нее в руках был большой нож.

Юля спала с найденным в кладовке молотком под подушкой.

Брат приехал неожиданно.

В своей черной курсантской форме, с алыми погонами и аккуратным черным чемоданом. Утром в дверь позвонили, Юля открыла — и брат был там.

Он долго, словно в какой-то прострации, стоял и смотрел на спящую в этот ранний час мать.

Потом они с Юлей вымыли полы, вынесли мусор и перемыли всю посуду. Брат, переодевшийся в свою пахнущую сыростью «домашнюю» одежду, бесстрашно давил тараканов, и каждый раз Юля вздрагивала от омерзения.

Проснулась мама. Пришла в кухню и минуту с недоумением рассматривала своих детей, потом воскликнула:

— Сережа! — и обняла своего сына.

Она заплакала и стала покрывать его лицо поцелуями. Он терпеливо снес запах ее рта и тела, ощущая на губах вкус ее слез и слюны.

— Я в отпуск приехал, мама, — сказал он.

Мать прижимала сына к себе изо всех сил. Юля смотрела на них сверху, стоя на подоконнике: когда мама зашла в кухню, она как раз протирала влажной тряпкой форточку.

— Все, мама, — сказал брат. — Ты больше пить не будешь.

— Не буду, мой золотой… — пролепетала мама, размазывая слезы и кивая.

К обеду ее стало трясти так, что Юля встревожилась не на шутку. Вечером сын поймал ее возле лифта — она босиком выскользнула из квартиры. Когда он попытался взять маму за руку, она заверещала как взбесившееся животное. Она кричала на сына, чтобы он отстал от нее. Она материлась и плевалась. А потом ударила его изо всех сил в лицо. И замерла замолчав.

Он смотрел маме в глаза секунд десять. Кровь из разбитого носа закапала его футболку с надписью «Спидвей-86. Скорости нашего времени».

Он развернулся, собрал свои вещи, переоделся и ушел ночевать к отцу.

И вот тут-то Юле стало по-настоящему страшно.

На первом же после этого случая медосмотре в школе медсестры из горбольницы добрались и до их класса. Урок был остановлен и тетеньки в белых халатах стали бегло просматривать языки, уши и волосы учеников 6—го «А».

— Ой-ей-ёй!!! — сказала вдруг одна из медсестер. — Это что еще за ужас???

Все повернулись и увидели, что тетя-доктор брезгливо держит рукой в резиновой перчатке длинный локон Юли.