Фрида Вигдорова - Семейное счастье. Любимая улица

Раздался телефонный звонок. Могли звать Аню, Катю, Анисью Матвеевну. Но он вскочил, потому что почуял: звонят ему. И не ошибся.

— Дмитрий Александрович? Здравствуйте, — сказал поту сторону провода спокойный женский голос, — приходите ко мне сегодня вечером. Я не спрашиваю, заняты ли вы и хотите ли быть у меня. Я жду вас. В десять.

Раздались короткие гудки. Голос погас, не дав ему времени ответить.

— Ты уходишь? — спросила Катя. — Сдаешься?

— Сдаюсь, — сказал он, надевая пальто.

Анисья Матвеевна убирала со стола. Взглянув на него, она сказала тихонько:

— Опять за свое, горе ты наше, эх, за ум было взялся!

Он уже не слушал. Он надел пальто, прошел по коридору, сбежал по лестнице и, схватив такси, помчался к ее дому. Он замедлил шаг только у ее дверей, как школьник, приносящий матери двойку. Но другой дороги сейчас не было; Подняв руку, он позвонил и услышал ее шаги. Сколько раз он им радовался, а сейчас что-то внутри у него испуганно похолодело.

— …Я, как и вы, не люблю выяснять отношения, — говорила она, стоя у окна спиной к Поливанову. — Я не верю, что с помощью слов можно что-нибудь выяснить. Но есть обстоятельства, которые надо назвать словами… И поступки такие тоже есть… Я не хочу задавать лишних вопросов, я только хочу спросить, что случилось?

Он молчал. И она обернулась к нему.

— Митя, — сказала она, — вы теперь один, я правильно поняла? Саша уехала?

Он молчал.

— Так что же случилось? Отвечайте. И не смотрите, пожалуйста, как провинившийся школьник. Я позвала вас сегодня не к ответу, Впрочем, к ответу… Я помогу вам…назову все своими именами. Вы… Вы любите свою жену?

Он молчал. И она сказала:

— Ну, вот видите, я вам помогла. Я никого никогда не держу, я не держу человека ни за руку, ни за слово. Но о чем вы думаете, когда говорите "люблю"? Не знаю! Вам оно легко дается, это слово!

— Нелегко, — сказал Поливанов.

— А я думала… — продолжала Марина Алексеевна, — впрочем, я не о том. Скажу про себя… Хотя сейчас не время говорить о себе. За моим "люблю" стояло настоящее… И…я, кажется, говорю чересчур высокопарно… Но я не хочу выбирать слов. Когда человек любит… Хорошо, я знаю, я смешна…

— Да что вы! — сказал Поливанов.

— Молчите! — вдруг закричала она, забыв, что минуту назад призывала его к ответу. — Я не прошу вашей снисходительности. Вот уж чего мне не нужно! Воистину! Я хочу только знать: зачем, зачем все это было? О чем вы думали? Что вы сделали? Ваша жена…

— Не будем о жене, — сказал Поливанов.

— Ах, вот как! "Не будем о жене!" Как вы все забываете о своих женах, как топчете их, пока добиваетесь победы на стороне. И как ничего не щадите тогда… Тогда ни дети, ни жена…

Ему очень хотелось встать и уйти, но он решил дослушать до конца. Она не могла сказать ему ничего такого, чего бы он о себе не знал. Все горькие слова, какие только есть на свете, он уже сказал себе, и принял их, и повесил себя, и растоптал, и уже поплакал на своей могиле, и плюнул на нее, и отошел в сторону, и сказал себе все с самого начала. Он так знал каждое слово, которое она скажет, что почти перестал слышать. Но это только так кажется, будто все предвидишь и знаешь наперед. Нельзя знать другого человека, как себя, потому что и себя не всегда до конца понимаешь. И вдруг из потока ее раскаленных слов, в которых слышались слезы, вырвалось одно — железное, твердое:

— Уйди, — услышал он.

Под ударом этого слова он поднял голову и встал. И увидел ее ненавидящее лицо.

"15 февраля 1953 года.

Дорогая мамочка!

Со мной произошел такой случай! Иду я из школы, и подходит ко мне Пашка Соколов и держит в руках очень красивую птицу, у нее желтые, красные и зеленые перья. Я даже загляделась. А Пашка помолчал и говорит: "Хочешь, продам тебе этого попугая?"

Мне очень захотелось его купить. Я спросила: "Что же ты держишь его на морозе? Ведь он привык к жарким странам".

А Пашка отвечает: "Этот попугай закаленный".

Я спрашиваю: "А он умеет говорить?" — "Конечно, умеет. И не отдельные слова, а целые фразы. Это порода такая особая. Бразильский. Так по рукам?"

Я говорю: "У меня накоплено двадцать рублей. Но это на подарок маме к Международному женскому дню".

А он говорит: "Вот и подаришь попугая".

Я подумала, что это будет очень интересно: поеду к тебе летом и привезу такую красивую птицу. Ладно, говорю, по рукам. Зайдем ко мне, я отдам тебе деньги. Нет, говорит, я к вам не пойду, я не люблю вашу Анисью. Она у вас чересчур горластая. (Мама, ты этого тете Анисе не рассказывай!)