По этот звон не коснулся ушей Шеннона. В холодном зимнем воздухе он не мог достичь долины, со всех сторон защищенной крутыми откосами оврага, куда забрел Шеннон, привлеченный древними развалинами, видными с берега. Он застыл в изумлении пород сказочным садом, открывшимся его взору, едва он повернулся спиной к развалинам. Ибо в этом сухом овраге иберийского плоскогорья, где сохранялся теплый средиземноморский воздух, экзотические растения причудливо сочетались с обычными для гор дикими кустарниками. Старое оливковое дерево, непонятно как занесенное в горы, стояло здесь рядом с рожковым, темно-зелеными миртами, пальмами и даже гранатовым деревом — да, да, гранатовым деревом из Песни Песней, — которое вместе с другими удивительными растениями как бы бросало вызов угрюмой окрестности, смягчая и украшая своей зеленью, своей почти сладострастной негой эти скалы, эту пустошь.
Это казалось невероятным! Будто во сне! Но гибкие пальмы мерно покачивались, рукой можно было коснуться плотных листиков мирта. И струи источника, замершие, прежде чем устремиться к реке по мавританскому водостоку, тоже были явью. Впрочем, они оказались неожиданно теплыми. Возможно, термальные воды в этих краях — не редкость, они смягчали в какой-то море зимнюю стужу, и теперь становилось ясно, почему здесь мог вырасти этот восточный сад. По каким образом попали сюда рожковые деревья, мирты, пальмы и гранатовое дерево?
Тщательно осмотрев развалины, Шеннон увидел округлые очертания маленькой церкви, какие обычно строили тамплиеры. Так вот в чем дело! Он представил себе этих белокожих рыцарей, принесших растения Палестины в суровые, неприступные горы, чтобы воздвигнуть рядом с каменным храмом храм живой — святилище красок и благоуханий, — который помог бы им унять тоску по земле обетованной, напоминая о победах и покаяниях ордена, о солнце и море, песках и оазисах, гробе господнем и Воскресении.
Шеннон долго смотрел на этот живой храм, и его сомнения, его недоумение сменялись уверенностью. Разве это не было еще одним чудом, из тех, с какими мы сталкиваемся каждый день, вроде семян, погребенных в землю, которые дают весной всходы? И не означает ли тогда отчаяние обычную человеческую слепоту, мешающую видеть, что и ты есть частица непреходящего мира.
Да, гордый орден тамплиеров погиб от рук монархов и пап, его каменный храм разрушился, но осталась густая зелень миртов, изящная гибкость пальм, стойкость гранатового дерева. Они молча утверждали неодолимые силы жизни, которые по замирают и под покровом зимы и каждый год открывают дверь весеннему чуду.
Лес плыл вниз по течению под присмотром своих неусыпных пастырей. Плыл по узким коридорам меж серых и красноватых скал, плыл меж склонов, покрытых можжевельником и буком. Плыл по реке, прозрачной но утрам, мутной днем, зеленовато-голубой в сумерки. По реке, то темно-зеленой, то серовато-зеленой, то зеленовато-желтой в зависимости от русла, покрытого песком, галькой или илом, от тени деревьев или скал, от тихого или буйного ветра. Плыл среди непроходимых лесных зарослей, ущелий, водопадов и утесов; плыл в жестоком мире камня и зимы.
Но вот однажды, проснувшись утром, Шеннон удивился. Казалось, будто в воздухе взорвался огромный флакон цветочных духов. На память сразу пришел сад тамплиеров. Можно было подумать, что плоды гранатового дерева с земли обетованной готовы были вот-вот лопнуть и разметать по свету, словно фейерверк, свои рубиновые капли. На первый взгляд вроде бы ничего но изменилось: те же утесы, те же беспорядочно громоздящиеся облака, те же пенные воды реки. Но воздух был насыщен густыми невидимыми каплями, будто прорвался на поверхность скрытый под землей источник. Это ощущение не покидало Шеннона, пока не притупилось от изнурительной работы и холодной воды, в которой коченели ноги.
Но это еще не была весна! Даже слово это прозвучало бы дико под таким хмурым небом! Да к тому же вокруг стояли сосны, а они-то никогда не меняются: не обнажаются зимой, не покрываются весной новой зеленью, не украшаются осенью золотом и медью. Времена года скользят мимо этих деревьев, и только подойдя очень близко и внимательно приглядевшись, можно обнаружить тайну их плодоношения. Невидимая весна силилась одержать победу, прорваться сквозь толщу земного покрова, словно сквозь натянутую кожу барабана; что-то тайное происходило, от чего похрустывали недвижимые веточки, пузырилась вода, катились камни с утесов. Вдруг из кустов, отчаянно залаяв, выскочила маленькая собачонка сплавщиков и кинулась к своему хозяину, дрожа всем телом, тяжело дыша, высунув язык.
Читать дальше