Банана Ёсимото: Цугуми

– Мария, что же нам делать? – спросила Цугуми. Её лицо было страшно бледным, и она жалобно смотрела на меня.

– Во всяком случае… – сказала я твёрдо, но на мгновение замолкла, глядя на совсем растерявшуюся Цугуми, как будто она не могла перенести то, что случилось. – … не говори об этом никому ни слова. Но самое важное для тебя – вернуться домой, согреться и лечь в постель. Может, сейчас и весна, но на улице идёт дождь, и я уверена, что у тебя завтра будет температура. Ступай и переоденься во что-нибудь сухое. Мы можем поговорить об этом через день или два.

– Хорошо, я так и сделаю. – Цугуми быстро встала. – Значит, я иду домой.

– Цугуми, спасибо, – сказала я ей вслед.

– Не за что. – Сказав это, она, не оборачиваясь, вышла из комнаты, не закрыв за собой дверь.

Уже сидя на полу, я несколько раз перечитала письмо. На ковёр одна за другой падали слёзы. Мою грудь наполнила сладостная святая теплота, подобная той, которую я испытывала рождественским утром, когда дедушка будил меня словами: «Здесь, кажется, подарок от Санта-Клауса» – и я находила около подушки сверток. Чем больше я перечитывала письмо, тем меньше было шансов, что остановится поток моих слёз. В конце концов я уткнулась лицом в письмо и зарыдала.

Итак, кто верит, тот верит.

Но даже я испытывала сомнения. Ведь его нашла Цугуми.

Однако эта прекрасная каллиграфия. Этот почерк. Начало письма – «моё сокровище», которое знали только я и дедушка. Промокшая насквозь Цугуми, её проницательный взгляд, тон её голоса. Что ещё? С совершенно серьёзным лицом она говорила вещи, которые раньше были только предметом её насмешек. Я ближе к. смерти, чем вы все… Да, это был хороший розыгрыш.

Финал состоялся уже на следующий день.

Я пошла к Цугуми, чтобы расспросить её более подробно о письме, но не застала дома. Поднявшись в комнату, я ждала её там, когда старшая сестра Цугуми Ёко принесла мне чай.

– Цугуми сейчас в больнице, – грустно сказала она.

Ёко была невысокого роста и немного полновата. Она всегда говорила тихо, певуче. Как бы Цугуми ни вела себя с ней, Ёко никогда не сердилась, и только лицо принимало грустное выражение. Цугуми смеялась над ней и говорила: «Это тупица, а не сестра». А я очень любила и уважала Ёко, считая, что она заслуживает называться ангелом, ибо, живя с Цугуми, не утратила способности весело смеяться.

– Цугуми плохо себя чувствует? – с беспокойством спросила я, думая, что во время дождя ей не следовало выходить на улицу.

– Вообще-то нет. В последнее время она ушла с головой в работу, что-то пишет, и температура…

– Она что?! – закричала я и перевела взгляд с растерянной Ёко на полку над столом Цугуми. Там я увидела «Пособие по скорописи», много писчей бумаги, тушь, тушечницу, кисточку и в довершение всего письмо дедушки, видимо украденное у меня. Я была скорее потрясена, чем разгневана.

Что заставило её зайти так далеко? Сколько упорства и усилий надо было проявить Цугуми, которая никогда не умела правильно держать кисточку, чтобы так искусно подделать это письмо! Я никак не могла понять, зачем она это сделала и с какой целью. Комната была залита светом весеннего солнца. Ошеломлённая, я повернулась к окну и, глядя на сверкающее море, глубоко задумалась. Ёко только собиралась спросить, в чём дело, как открылась дверь и вошла Цугуми.

Её лицо было красное от жара, и она шла нетвёрдой походкой, опираясь на руку тёти Масако. Войдя в комнату и увидев выражение моего лица, Цугуми ухмыльнулась:

– Разоблачила?

Из-за гнева и стыда мое лицо мгновенно стало пунцовым. Затем, вскочив на ноги, я неожиданно изо всех сил толкнула Цугуми.

– Ой, Мария! – с изумлением закричала Ёко.

Цугуми с глухим звуком ударилась о раздвижную дверь, свалив её, потеряла равновесие и упала, стукнувшись о стену.

– Мария, Цугуми сейчас… – начала тётя Масако.

– Замолчите, пожалуйста, – сказала я, задыхаясь от слёз, и с ненавистью продолжала смотреть на Цугуми. Я была настолько разгневана, что даже Цугуми не нашлась что сказать, к тому же её ещё никто никогда не сбивал с ног.

– Если у тебя только и есть время для таких дрянных дел, – возмутилась я, бросив изо всех сил «Пособие по скорописи» на ковёр, – то умри лучше сейчас.

В этот момент Цугуми поняла, что, если она не ответит мне, я навсегда порву с ней отношения, что я в действительности и собиралась сделать. Оставаясь в том же лежачем положении, она ясным взглядом посмотрела мне прямо в глаза и затем почти шёпотом произнесла слова, которые за свою жизнь никогда и ни при каких обстоятельствах не произносила: