Митч Элбом - Хранитель времени

Немолодая женщина раскладывала овсянку. Мужчина в голубой кепке шагнул вперед.

— А где Сара? — спросил он.

— Ее сегодня нет, — ответила работница.

— Сара кладет мне бананов побольше.

— Ладно. Вот вам добавка.

— Хорошая она девочка. Тихая такая, но мне нравится.

— Уже пару недель от нее ни слуху ни духу.

— Надеюсь, с ней ничего не случилось.

— Я тоже.

— Помолюсь за нее, пожалуй.

Сара моргнула. Ей и в голову не приходило, что кто-то в приюте знает ее имя. И она тем более не предполагала, что кому-то здесь будет ее не хватать. «Хорошая она девочка. Тихая такая, но мне нравится». Приятно это слышать.

Мужчина взял свою миску и сел рядом с другими бездомными. Несмотря на жуткие обстоятельства, эти люди продолжали жить, стараясь сделать свое существование более или менее сносным. Сара корила себя за черствость. Ну конечно, она летела сюда каждую субботу в ожидании встречи с Итаном. Между тем любитель бананов думал о ней куда больше, чем он.

Сару захлестнула волна стыда.

Она повернулась к Дору. Судорожно сглотнула.

— Где моя мама? — прошептала она.

В очередной раз картина изменилась. Теперь был день, и кучи снега высились рядом с тротуаром.

Сара, Дор и Виктор находились на парковке у автомобильного салона. Из офиса вышел продавец в зимней куртке, с папкой-планшетом в руках. Он зашагал прямо на них, прошел насквозь и приблизился к серому автомобилю-фургону с той стороны, где сидели пассажиры.

Из окна кабины выглянула Лоррейн.

— На улице такой холод, — сказал ей сотрудник автосалона, и с каждым словом у него изо рта вылетало облачко пара, — вы уверены, что не хотите зайти внутрь?

Лоррейн отрицательно покачала головой и быстро подписала бумаги. Сара осторожно направилась к ней.

— Мам? — пролепетала она.

Продавец взял документы. Лоррейн проводила его взглядом. Она плотно сжала губы, по ее щекам потекли слезы. Сара вспомнила, как сама она горько плакала в объятиях матери — из-за насмешек в школе, развода родителей… Мама Сары, пусть немного сумасбродная, всегда находила время для дочери, в трудную минуту гладила ее по голове и уверяла, что все будет хорошо.

Теперь Сара отчаянно хотела сделать то же самое.

Она увидела, что к машине подошел еще один человек, по пути складывая документы в конверт. Это был дядя Марк из Северной Каролины. Он сел на водительское сиденье.

— Ну вот и все, — сказал он. — Сожалею, что тебе пришлось приехать сюда, но они не приняли бы это без твоей подписи.

Лоррейн слабо вздохнула.

— Только бы не видеть эту машину.

— Понимаю, — согласился дядя Марк.

Они молча смотрели, как сотрудник салона отгоняет синий «форд» к задним рядам парковки.

— Нам пора, — произнес Марк.

— Подожди.

Лоррейн впилась взглядом в машину, пока та не исчезла за углом. Потом не выдержала и стала всхлипывать.

— Мне следовало быть рядом с ней, Марк.

— Ты не виновата…

— Я ее мать.

— Ты ни при чем.

— Почему она так сделала? Почему я не знала?

Он неловко попытался обнять ее, перегнувшись через переднее сиденье, их зимние куртки заскрипели, соприкоснувшись.

Сара обхватила себя за локти. Ей стало нехорошо. Она так стремилась избавиться от страданий, что даже не подумала о горе, которое принесет ее уход самым близким людям. Мать прижимала к груди конверт, внутри лежал чек от продажи машины — когда дочь садилась в нее, то была еще жива, и Лоррейн цеплялась за эту невидимую ниточку, связывающую ее с Сарой.

Дор встал перед ней и негромко повторил вслед за Лоррейн:

— Почему?

Почему она лишила себя жизни? Почему умерла в гараже? Почему причинила такую боль тем, кого любила?

Сара хотела оправдать свое страшное решение, свалить вину на Итана, на все свое никчемное существование. Она испытала унижение, жгучий стыд, шок. Итан отказался от нее, его друзья посмеялись над ней, ее секрет был раскрыт посредством компьютерного экрана и разлетелся по Сети, ее будущее разбилось вдребезги на ее глазах, и по сравнению с этим смерть от угарного отравления казалась ей благом.

Но увидев последствия своего поступка — равнодушие Итана, отчаяние матери, — Сара будто достигла самого дна и вынырнула на поверхность. Реальность, наступившая после ее бесславной гибели, поразила ее. Самообман закончился, истина окутала ее сердце, точно защитный кокон, и девочка смогла сказать лишь одно: «Я была совсем одна».

И тогда Седое Время возразил: «Ты никогда не была одинока».