Он сразу заметил бинди на ее лбу, точка оттенка одежды, густого синего цвета. Лицо было темное и узкое. Наукарам представил ее по-английски и принялся ее расхваливать, словно хотел продать. Ситуация была неприятной и одновременно волнующей. Вдруг ее нижняя губа скользнула по верхним губам, и моментально вернулась обратно, так быстро, что он не был уверен, действительно ли это видел. Он задал ей несколько вежливых вопросов, и лишь несколько ответов спустя она подняла голову. Во взгляде подобострастия было меньше, чем в положении ее тела, глаза, черные в белом, как оникс, вправленный в каджал. Один лишь недостаток имело ее совершенное лицо: высоко на лбу, рядом с кромкой волос, загибался шрамик, как нарождающаяся луна. Он не понимал, что говорил Наукарам, он перестал слушать, лишь кивнул однажды, когда она отвернулась и вышла вслед за Наукарамом. Уходя, подарила улыбку, маленькую, как загнутый уголок страницы в книге. Наукарам тотчас же вернулся.
— Наукарам, что это такое?
— Мне показалось, вы тоскуете по женскому обществу.
— И ты решил, что я не в состоянии об этом сам позаботиться?
— Вы так сильно заняты, зачем вам обременять себя еще и этим?
— Так-так.
— Она вам не понравилась?
— Она изумительна. И кроме того, ты прав, как бы я сам нашел женщину?
— Быть может, вам захочется посмотреть несколько дней, доставляет ли вам радость ее общество.
— Я не привык к таким сделкам.
— Вы не должны ни о чем беспокоится, сахиб. Я возьму на себя все то, что вам может показаться неудобным. Вам нужно лишь наслаждаться.
Но в этой женщине крылось нечто большее, чем надежное обещание наслаждения.
13. НАУКАРАМ
II Aum Bhaalchandraaye namaha I Sarvavighnopashantaye namaha I Aum Ganeshaya namaha II
— Вы должны узнать о Кундалини, я так решил. Я не должен ничего скрывать.
— Ты видишь, чтобы я писал? Нет! Я буду только слушать.
— Я нашел ее в маикханне. Я увидел ее там, она там обслуживала. Она принесла мой стакан, молоко с бхангом, которое я очень люблю. Я никогда не пил даару, я ненавижу алкоголь. Может, вы не знаете, но там очень благообразные женщины, и они умеют танцевать. Если им нравится посетитель, и посетитель кладет на стол деньги, они танцуют перед ним, только для него. Я наблюдал за ней. Я подумал, как было бы прекрасно, если бы она станцевала для меня. Я мог себе это позволить, поэтому я вернулся и положил на стол деньги. И она танцевала. Только для меня. Заглянув мне в глаза, она дала понять, что находится близко-близко и одновременно что прикоснуться к ней невозможно. Она была подобна священному фикусу в центре деревни…
— Не преувеличиваешь ли ты?
— Быть может. Не имеет значения, о чем она мне напоминала. Важнее, что когда танец окончился, в голове у меня поселилась идея. Она была женщиной, которую я мог представить рядом с Бёртон-сахибом, она утолила бы его голод по экзотическому. Моему господину нужна была спутница. Его чувства не могли удовлетворить случайные прогулки, он все делал основательно.
— Значит, он не все время сидел за письменным столом.
— Я поговорил с ней. Я очень старался найти правильные слова. Я не хотел ее обидеть. Она должна была понять, что я делаю ей предложение из почтительности и уважения. Она согласилась немедленно. Признаться, это удивило меня. Потом я позаботился о всем прочем.
— Полагаю, об оплате.
— Не только. Подобные отношения длятся долго. Я послушал людей. Мне надо было защитить моего господина. Оградить его от всех возможных неприятностей. Я составил документ, и она его подписала.
— Как?
— Что как?
— Как ты его составил? Ты не умеешь писать, если мне позволено будет об этом напомнить.
— Вы можете сами догадаться, какой будет ответ. Я пошел к лахье.
— И он согласился записать на бумаге подобный договор?
— Почему бы нет. Это было обычным делом.
— Воистину, мы должны очистить нашу страну. Эти млеччха несут к нам грязь, которая нас разрушает.
— Ну, это вы преувеличиваете.
— Да что ты знаешь, ты был в их власти, ты же их выкормыш, а может, теперь ты один из них.
— Раз я их знаю, то я один из них? Это смешно. А что насчет Бёртон-сахиба? Он жил среди нас. Когда он одевался как я, то вполне мог сойти за одного из нас. И что же, он теперь — один из нас?
— Есть разница между отречением от себя и маскарадом. И притом огромная.
— Я кстати знаю, у нас всегда были куртизанки, это записано даже в Пуранах.
— И кто тебе это сказал?
— Не важно.
— Кто?
— Бёртон-сахиб.
Читать дальше