= = = = =
Сиди Мубарак Бомбей
В Казехе, в этом месте, где мы могли отдохнуть от невзгод путешествия, произошло нечто чудесное, оно наполнило мое сердце так сильно, что счастье сияло из моих глаз, из моего рта, из моей кожи. Я встретил человека, с которым мог разделить то, что уже много сезонов дождей не мог разделить ни с кем, я встретил человека, заговорившего со мной, который был родом не из Казеха и не из страны ньямвези, а вы знаете, чужаки тянутся к другим чужакам, я встретил человека, которого занесло в те края столь же странными путями, что и меня, человека, знавшего мой язык, владевшего языком моей первой жизни, но, как и я, не говорившего на нем со дней детства. И вот мы сидели, жадные друг до друга, как молодые влюбленные, под широкой альбицией, и разговаривали, робко, вначале осторожно, ощупывая языком каждое слово, прежде чем выговорить его, разглядывая его, как подарок, который нам только что преподнесли, и мы шарили в наших головах в поиске забытых слов, как в сундуке, не открывавшемся со дней нашего детства. Солнце проплывало над нашими головами, пока мы говорили, пока, разговаривая, становились детьми, пока не стали болтать так взволнованно и быстро, будто сидели на берегу родного озера, потешаясь над гревшимися на отмели крокодилами. Этот человек стал мне другом, казалось, мы рождены с ним в один и тот же день, и каждый разговор наш был драгоценностью, которую я клал в сокровищницу, и она становилась все тяжелее, и, наконец, переполнилась к тому времени, когда нам пришлось покинуть Казех. Мой первый язык зацвел — и это было не единственное благословение нашего братского союза, о нет, этот человек был близок могущественному мганга той страны, он представил меня ему, и он говорил о нем восторженным голосом, так хвалил его, что я ожидал увидеть старика, чей опыт серебром завивался на бровях, человека, который уже обучил своих внуков ходить и говорить, но представьте мое изумление, когда вместо старика оказался высокий и вовсе не согбенный человек, а когда он откинул шкуру, появилось молодое лицо с ясными, как источник, глазами, мганга был мне ровней по возрасту, и я мимолетно засомневался, не слишком ли много наобещал мне мой новый брат. Сомнение это продержалось только на первых фразах, которыми мы обменялись, а потом я забыл возраст мганга, не видел его внешность и только слушал — голос, у которого не было возраста, слова, столь полновесные, словно он носил их с собой несколько жизней. Он ощутил во мне жажду выучить все то, что до сих пор скрывалось от меня, и позднее, уже при прощании, он сказал мне: взрослые ученики вырывают знания у учителя, а молодые, напротив, ждут, чтобы учитель затолкал в них знания, вы же знаете, человек может с силой брать, но не давать. Так, в долгие дни, пока мы оставались в Казехе, он провел меня по лесам знаний, в которые я раньше не вступал, по лесам, где растут травы, я имею в виду настоящие травы, все те различные травы, что полезны для разнообразных случаев. Знание об этих травах благословенно, потому что они помогают в родах, и прогоняют головные боли, и успокаивают кровавые раны, но они бывают и опасными, потому что могут отравить человека, и не только человека.
— Мганга был твоим другом.
— Он прикоснулся к моей жизни. Каждый день он проводил со мной немного времени, со мной и моим новым братом, хотя забот у него было много, и порой мы всего лишь беседовали, и порой не замечали, что воспринимаем его мудрость, она была как сахар в кофе, приятна и прекрасна, но лишь спустя время я догадывался, как глубоко забрались в мою память его слова и какой ценностью они обладают.
— Что же это за мудрость, баба Сиди? Ведь и мудрость состоит из отдельных частей.
— Он научил эту глыбу земли в образе человека быть вежливым.
— Ох, мама, мать Хамида, как прекрасно, что ты нас не забыла.
— Он обучил его уважать женщину. Потому что раньше ваш друг был человеком, немного разбиравшимся лишь в мужской жизни.
— Она права. У меня не было воспоминаний о моей матери, в хозяйстве баньяна женщин не было, а на Занзибаре я жил с несколькими братьями в маленьком домике. Я уже провел одну целую и половину другой жизни без женщин.
— Я была благодарна этому мганга, вы и представить себе не можете, как благодарна ему я была.
— Он умел так красиво говорить, я запоминал все, что он говорил, я не мог забыть его слова, как будто моя голова сама записывала. Он говорил узорами, которые складывались в смысл только на расстоянии. Когда ты придешь, например, так говорил он, в край, где ты чужой, где тебя не знают, ты однажды почувствуешь голод. И когда ты встретишь женщину, которую не знаешь, то захочешь попросить у нее еды. Тогда поприветствуй ее и ты скажи ей: «Женщины рожают своих детей везде одинаковым образом, боль одинакова и счастье одинаково». Это мера вежливости. Так говорил он и ставил паузу где-нибудь на тихом средоточии своей мудрости.
Читать дальше