Виктор Телегин: FUCKультет

Вот ты Быдлов, спрашиваешь: "Что, животное, похмелиться охота?". Ой, паря! Наливай, наливай скорей, загрызла совсем собака-жизнь!

Ой, ребя! Кто я такой? Я же простой труженик, всю жизнь провъебывал, три завода сменил, все на государство, на президента нашего - Подплиткина! Нет, хрен я теперь за него проголосую! Ободрал, как липку коза! Раньше в магазине крошка сыра - рупь песят! А счас? Сколько думаешь? А? Сорок тыщ! Демократы довели, сссссуки! Развалили страну, гады! Дааааа!....Ну да чего я все о политике, да о политике! Как стишатки, ребятки? Пишите? Нет? Ээээ, братцы, так нельзя! Быдлов, Андреев, вы уж как-нибудь творите, ладно? Хорошо?...Ну и добре! Добре!... Спаю я!

По диким степям тараканьим. Кха-кха-кха-кха!!!

Ык, не могу! Голос пропил! А ведь в деревне первым певцом был, покеда в город по лимиту не перебрался. Здесь, ясно дело, стал сто первым! Здесь вона какие тузы! Комнату в общаге токо и дали, квартиры хрен дождался! Одно радует - стихов здесь наслушался, всю поэзию, понимаете, изучил! Чего улыбаешься, Быдлов? Не веришь? Да я хоть сейчас статейку литературоведческую подмахну! Давай бумагу!...

А, ну то-то! Мне и Ёпс ваш ни к чему!... А то, помню, годика этак два назад учился здесь поэт. Вот это поэт был!....Вот, прочту!...

Вууух!.....Запыхался!....Андреев? Что с тобой? Плачешь? Ну-ну, не надо, дуся! Дай я тебя поцалую!

Андреев и таракан звонко поцеловались. Иван Лябов был счастлив: стишок сочинил он сам.

Быдлов не дурак выжрать, Андреев - тоже. Бухают и Катюха, и Лось, и Манштейн с Троегубской. Все шесть этажей общаги Ёпа, включая охранника - молдована Жору, кастеляншу Тому, полчище тараканов любят вмазать. А как иначе? Ведь Пушкин-то бухал! Такая в Ёпе за много лет сложилась традиция - хорошим поэтом могли признать только конченого алкаша.

-Толя, дуй за водкой,- сказал Быдлов, протягивая Лосю бабки. Быдлов - он богатый, его папа - шишак в Екатеринбурге.

Лось оживился, а до того трупом лежал на кровати Андреева в вонючих носках. Андреев уехал за деньгами в свою деревню. Лось - заплетенная в косички бородка - он поэт из города Пермь, свой парень, только вот носки никогда не стирает. И не снимает.

Быдлов относился к Лосю пренебрежительно - бездарь. Впрочем, так же пренебрежительно он относился и к Андрееву и ко всем остальным, включая мэтра Цинциннатова и ректора Глазунова. Уважал Быдлов лишь Манштейна за то, что он еврей, словно Бродский.

Лось вернулся с пойлом и Троегубской - поэтессой из Саратова. Троегубская - старуха, ей двадцать три, считала себя второй Цветаевой и вместо буквы "е" почему-то говорила "э": "Цвэтаева".

-Здравствуй, Одик ,- сказала она.

Быдлов не ответил: он вскрывал пойло.

Пили из пластиковых стаканов, закусывая газированной водой. Здорово пучит и бьет по темени.

-Что пишэшь, Одик?- спросила Троегубская, косея.

-Ни хрена, - соврал Быдлов, не любящий выдавать секреты творческой кухни.

-А я закончила поэму. Хотитэ послушать? "Ты и твой".

Я отдалась тэбэ напрасно,

Напрасно - значит, зря.

Но - это так ужасно!

Я отдалась - любя...

-Бухаете, бля? Не зовете?

Звездою северной Пальмиры явилась Катюха. Повеяло культурой. Катюха выжрала стакан и принялась рассказывать, как в журнале "Ноябрь" ее хотел поиметь какой-то старый козел. С приходом Катюхи Троегубская умолкла, потом вдруг стала хохотать.

-Спой! - приказала Катюха Лосю.

Лось достал гитару, но Троегубская так хохотала...

-Заткнись! - рявкнул Быдлов

Троегубская хохотала пуще прежнего.

-Ах ты приблядовина пиздохуева!

Катюха влепила Троегубской мощную затрещину и та завизжала, что было немногим лучше.

Лось запел. Песня была грустной. Катюха заплакала. Пришел Манштейн.

-Прочел "Там, внутри" Эткинда - стоящая вещь,- сказал он.

-Бери стакан, Манштейн,- приказал Быдлов. Манштейн выжрал и побледнел. От пойла он всегда бледнел.

-К - как поживаете, м-мистер Бродский? - проикала Катюха.

-Не жалуюсь.

Тонкие пальцы Манштейна нервно мяли сиську визжащей Троегубской.