Йоханнес Зиммель - Любовь — последний мост

Филипп вернулся в «Интерконтиненталь» около семи вечера. Вместе с ключами портье дал ему конверт. В лифте он открыл его и достал бланк со штампом «Прием сообщений». Ниже было напечатано:

«В 11.37 звонила мадам Фалькон из Женевы. Ей можно позвонить после 17 часов по домашнему телефону. С наилучшими пожеланиями». И подпись сотрудницы отеля.

Лифт остановился. Филипп вышел, положив конверт с запиской в карман. Войдя в салон своего номера, он увидел на письменном столе у окна вазу, в которой было много роз на длинных стеблях. Около вазы лежала маленькая открытка. Незнакомым почерком — наверное, рукой продавщицы из цветочного магазина в отеле — было написано: «Pour toute la vie, Claude» [83] Навсегда твоя, Клод (фр.). .

Он сел и долго смотрел на розы, перечитывая открытку.

Потом набрал ее номер телефона.

Клод сразу взяла трубку.

— Филипп, наконец-то!

— Я только что вернулся в отель, сердце мое. И я тебя люблю, и я навсегда твой.

— Какие дивные розы ты мне прислал… спасибо, Филипп, спасибо! Мне сегодня днем принесли их в Пти Пале, мы там с Сержем работали. Завтра в десять утра выставка открывается. Наша выставка!

— Ваша выставка.

— Нет, наша! Ты тоже помогал. По-моему, вышло удачно, все так говорят. Когда я поехала домой, я, конечно, взяла твои розы. Они стоят у меня на большом столе у окна.

— И твои стоят передо мной, — сказал он. — Какой от них аромат!

— А что произошло в Дюссельдорфе? Что-нибудь серьезное?

— Да.

— И… и опять погибли люди?

— Нет, — солгал он и подумал: «Мне нельзя говорить ей о страшных вещах».

— Хотя бы без жертв, — сказала она. — Когда ты возвращаешься? Пожалуйста, приезжай поскорее! Я без тебя не могу. Ужас! Я и не представляла себе, что у меня будет что-то подобное с мужчиной… после всего… Днем я с головой ухожу в работу. А ночью…

— Да, — сказал он, — ночью…

— Когда ты вернешься?

— Думаю, в воскресенье. Завтра у нас пресс-конференция.

Она радостно рассмеялась.

— Выходит, послезавтра?

— Да, сердце мое, — сказал он. И ему вспомнилась Смерть. Смерть из Местре.

— Ты должен сообщить мне, каким рейсом. Я тебя, конечно, встречу в аэропорту. То есть мы с Сержем!

— Как только буду знать точно, сразу позвоню. Если тебя не будет дома, наговорю на автоответчик.

— Подожди! Я чуть не забыла!

— Что?

— В среду у Сержа день рождения.

— О-о, — только и смог протянуть он, сразу приревновав ее. «Бессмысленная, пустая ревность. И неоправданная притом. Однако я ревную ее — ничего не попишешь, — подумал он. — Как быть?»

— День рождения, да. Знаешь, мне пришла в голову одна мысль.

— Какая? — полюбопытствовал он.

— Слушай внимательно! Осенью здесь бывают густые туманы, иногда целыми днями. Не в Женеве. На самом озере и за ним. Вообще-то они чаще бывают в ноябре. Но сейчас погода повсюду сходит с ума. Со вчерашнего дня на французской стороне озера туман. И над озером, и на берегу. Я позвонила месье Жакье, хозяину гостиницы. Он знает, как я люблю Ивуар осенью и зимой, когда там нет туристов, и гостиница пустая. Помнишь, я тебе говорила?

— Еще бы.

— Серж никогда не бывал в Ивуаре. Ты единственный мужчина, которого я туда возила.

— А теперь решила взять с собой Сержа.

— Он никогда не говорил об этом, но я знаю, он всегда хотел побывать вместе со мной в Ивуаре. Мы поедем туда втроем и отпразднуем его день рождения! В тумане. Хорошая идея?

— Классная!

— Правда? Ему стукнет сорок. Это просто необходимо отпраздновать, да?

— Всенепременно! — сказал он. — Причем в Ивуаре.

Она опять рассмеялась.

— Я уже знаю, что мы ему подарим. Суда туда ходят при любом тумане. Да, и в Ивуаре еще цветут все цветы.

— Ивуар, — повторил Филипп. — В Ивуаре, и больше нигде…

— Ты просто чудо! Ты знаешь об этом?

— Знаю. Все женщины от меня без ума.

— Филипп… ах, Филипп… где ты сейчас сидишь?

— Что?

— Я спросила, где ты сидишь сейчас в своем номере?

— Перед твоими розами. У окна.

— Я тоже. Небо над озером на западе багровое! Солнце теперь садится раньше. Ты тоже смотришь на небо?

— Да, — ответил он. — На небо над аэропортом. Там оно тоже багровое.

— Мы оба смотрим на небо, — сказала Клод, — да?

— Да, — сказал он.

Оба умолкли. Филипп слышал в трубке потрескивания, связь не прекратилась. Небо на западе еще сильнее побагровело, а на востоке потеряло все краски.

— Я твоя на всю жизнь… — сказала Клод.

И повесила трубку.

Пресс-конференция в полицей-президиуме Дюссельдорфа закончилась около половины одиннадцатого. Журналистов собралось много, вопросы так и сыпались. Съемку вела группа из телеканала ВДР [84] WDR (нем.) — одна из крупнейших телекомпаний Германии. — Прим. пер. . Ускоритель в городском районе Дорнбах был оцеплен, но тем не менее журналисты и фотографы через это оцепление проникли ко входу в здание администрации и, как узнал Филипп, им удалось побеседовать с родными и близкими жертв, с обслуживающим персоналом ускорителя и с железнодорожниками, хотя большинство из тех, у кого брали интервью, дали подписку о неразглашении сведений, имеющих хотя бы косвенное отношение к катастрофе. «Это будет главной сенсацией всех воскресных выпусков», — подумал Филипп. Журналисты, конечно, искали связь между этой катастрофой и терактом на комбинате лечебных препаратов. Считает ли прокуратура, что несчастный случай на ускорителе — это очередное преступление из целой серии терактов? Хольгер Ниманд признал, что эту связь упускать из виду нельзя. Паниковать незачем, подчеркнул он, но считаться с такой возможностью приходится. И где же может произойти следующее преступление? На этот вопрос ответа нет. А когда? Если бы знать… Значит, основания для паники все же есть.