Сергей Гавань - Смарагдовый трон (роман)

Короли и аристократы Изры бахвалятся тем,

что их королевство обладает городом-жемчужиной, прекрасным и загадочным Шуруппаком.

Разочарую их - Шуруппак никогда не являлся,

не является, и не будет являться "их" городом.

Шуруппак - это город-государство.

Шуруппак - это чужеродное тело на карте Изры.

Шуруппак - это планета, принадлежащая существам, которых мы называем Диастрийцами.

Дунфуналь Маэльдун, "Дождливые дни, когда безумие отступает",

1095 год от создания Триединой Церкви.

Триксель Нурвин стоял на корме ладьи, завернувшись в тяжёлый плащ со слежавшимся мехом, и вдыхал сырой утренний воздух Сиары.

В спокойных прозрачных водах реки виднелись тёмные кущи подводных трав, а широкие зелёные листья кувшинок податливо расступались перед деревянным носом ладьи. Волны ударялись о борт с тихим убаюкивающим плеском. В контраст им резко и часто кричали чайки, кружившие в небе и иногда спускавшиеся к поверхности воды, чтобы поймать мелкую рыбёшку. Совсем недавно ладья оставила за кормой широкие воды Бруссового океана и теперь плыла в виду зарослей рогоза и ореховых рощ. Далеко впереди в знойной дымке смутно угадывались очертания двух горных гряд, расходящихся в стороны.

Триксель вслушивался в тихий плеск волн и шум мерно поднимавшихся и опускавшихся вёсел. С носа тридцативёсельной ладьи доносились вялые разговоры мореходов. В девяти случаях из десяти они искрили бы юмором и всячески радовались концу месячного путешествия вдоль границ промозглого ветра и бесплодных скалистых берегов. Но сейчас выпал тот самый редкий случай, когда северные мужчины, крепкие, закалённые морем и солью, откровенно говоря, боялись приближаться к месту назначения.

Потому что они плыли в Шуруппак.

- Ну и жара, - ворчал сидевший у кормы седовласый мужчина по имени Фрирнед. - Вроде бы умеренный пояс, а парит слишком даже для июня.

Всё ещё разглядывая поблёскивающие на солнце ореховые листья, Триксель презрительно усмехнулся. Ещё бы ему было не жарко. По лицу видно, сколько гадости собралось в теле морехода из-за злоупотребления мрашкой. Подумав про выпивку, горбун неуклюже развернулся, привычно схватился рукой за бок, а другой потянулся к бурдюку, лежавшему на корме среди прочих его вещей. Уродливый горб он ощущал всегда - тот мозолил спину, какое положение ни займи. Триксель представил, как выглядит со стороны - высокий и тощий, напоминавший клинок серпа.

Наследие, доставшееся ему от союза отца-человека и матери-диастрийки.

Поморщившись, Триксель отпил из бурдюка. Густая тёмная жидкость отдавала пряностью и хорошо прогревала нутро. Он пил лишь потому, что сейчас вино было особым лекарством от особой болезни, которая называется страх.

Несмотря на тёплую погоду, его знобило. Шуруппак был родиной матери, прекрасной Амфирен, которая безнадёжно влюбилась в Берруна Нурвина, владетеля обширных территорий на Кебейской равнине. Когда Амфирен сбежала вместе с ним, в Шуруппаке её прокляли, а Берруну и его потомкам заказали сюда дорогу.

Чтобы удостоиться аудиенции Лугаль Зифрен, Трикселю пришло хорошенько сторговаться с таном Двином, правой рукой ярла Маэльдуна, который в свою очередь имел некие связи с диастрийским лугалатом. Чересчур смышлёный для северянина, Двин выжал из Трикселя все "соки", прежде чем согласился представить его Зифрен.

Триксель отпил ещё раз, глядя поверх бурдюка на ладную фигуру тана, который сидел на носу с закрытыми глазами. Всё в этом человеке вызывало в нём смесь раздражения, зависти и уважения. Его раздражало, что Двин говорит о нём со своими товарищами так, словно бы его здесь нет, что он никогда не упускает шансы уколоть его какой-нибудь издёвкой, и как он демонстративно мочится с ладьи в воду, при этом поглядывая на него с наглой ухмылкой. Всем своим видом Двин выказывал своё неуважение и даже презрение, словно горбун не был отпрыском одной из знатнейших семей королевства. На протяжении всего пути Триксель искал причины такого отношения и неизменно приходил к мысленному изображению своего проклятого горба, при рождении превратившего его в скрученного червяка.

Триксель завидовал горделивой осанке и стати тана, подобающим скорее аристократу, чем человеку, жившему бок о бок со скользкими рыбами, вонючими тавернами Хесме и бледноглазыми женщинами с обветренной и обшелушенной кожей. Он завидовал тому, как тан легко находит общий язык с грубыми людьми и принимает в основном правильные решения.