Анна Бергстрем - Сломанные цветы (сборник)

Ведь только с ним она могла быть по-настоящему счастливой. Но зануды, которые давно состарились душой, её не понимали.

– Ты дура? Сколько можно наступать на одни и те же грабли?

Послав моралистов куда подальше, она сказала этому человеку однажды:

– Ну-ка, неси сюда свои грабли, дай наступлю пару раз.

– Опять двадцать пять?! – трепали нервы знакомые.

Когда тебе двадцать пять, жизнь кажется такой приятной и лёгкой. И даже звук дождя, шлёпающего по лужам, напоминает музыку с обратной стороны Земли. В твоей душе столько чувств, будто их хватит, чтобы запустить электростанцию. А эта необъяснимая лёгкость в области сердца – это любовь? Нет… Это – гораздо больше…

Пускай всё осталось прежним: ты всё так же не умеешь летать, тебя бесит собственный голос, да и ростом ты не вышел. Спускаясь в мир с седьмого неба, ты обязательно наступишь в жвачку, прольёшь на себя сок. Но ты чувствуешь себя супергероем, несмотря ни на что. Ведь ты умеешь быть счастливым. Неважно, какая там, на улице, погода, сколько комментариев написано к фоткам, сколько денег осталось в кошельке… Ты можешь сделать очередную Вселенную, изобрести нового Бога и прожить ещё десять жизней.

Пройдут миллионы столетий, кто-то устало спросит:

– Опять двадцать пять?!

И ответит тот, у кого вечный апрель в сердце и сквозняк в голове:

– Двадцать пять! Всегда двадцать пять. И ни секундой больше…

Ей было двадцать пять. Он был немного старше. И у них была целая вечность на двоих.

– У него есть недостатки?

– Ага. У меня с ним недоСПАТКИ.

– И всё? – доканывали Марусю окружающие, дотошные, как занозы в жопе.

– Иногда мы ссоримся. А порой мне кажется, что он и правда моё ВСЁ…

– А что бы ты делала, если бы он вдруг перестал с тобой общаться?

– ПереСПАЛ со мной общаться? – засмеялась девушка.

Потом она о чём-то задумалась и ещё долго смотрела в небо, лёжа головой на рельсах Судьбы. Вскоре её переехал поезд воспоминаний.

Когда Маруся потеряла память, она забыла большую часть той сказки, в которой жила долгое время. Порой, глядя на свою прежнюю одежду, купленную любимым в подарок, к ней возвращались обрывки воспоминаний. Эти вещи пахли старыми духами и ароматами той, навсегда ушедшей жизни, о которой девушка только могла догадываться, складывая её как мозаику из повседневных мелочей. И разрозненные мысли собирались вместе, как потерянные улитки. От этого становилось легче. Но эта новая реальность, от которой никуда не деться, продолжала сводить несчастную с ума.

– Что с тобой? – заволновался Дарлинг.

– Помнишь, как было сказано в одном хорошем фильме? «К несчастью, нервозная атмосфера сделала рыбку истеричной, склонной к самоубийству…»

– О чём ты, милая? – удивился молодой человек.

Она жалобно глянула на него:

– Никакая я уже не Маруся, а самая настоящая Алиса в стране пиздец.

Её мучили призраки прошлого. Порой эти флешбэки являлись так не вовремя, как назойливая реклама во время интересного фильма. Они рвали её несчастное сердце на части как сотни маленьких лангольеров. Заставляли Марусю страдать, так и не давая ответ на самый главный вопрос: «Что же с ней произошло?» А сегодня от всех этих невыносимых мыслей её голова разболелась так, что было в пору жарить яичницу на лбу.

– А знаешь?

– Что?

– Ты напоминаешь мне пончик.

– Почему?

– Ты такая же сладкая и с дырочкой.

– Идиот. – Она покрутила пальцем у виска.

– А ты знала, что ИДИОТ – это Идеальный Друг И Отличный Товарищ? – не унимался он.

Его звали Алекс. Когда-то она обожала его всем сердцем и называла Дарлинг. Но в последнее время, с лёгкой руки Маруси, к нему прицепилась дебильная кличка: «тряпкомуж». Он радовал её завтраками в постель и обедами, приготовленными от всего сердца. Водил в кино, устраивал бесконечные походы по магазинам. Но всё было бесполезно.

Когда-то у неё в животе зажигались лампочки, а сейчас там трепыхались летучие мыши. А внутри вместо сердца, наполненного когда-то такими прекрасными чувствами, разлагалось дохлое море…

– Почему ты такая грустная? Что-то случилось? – Алекс обнял Марусю за плечи.

– Всё нормально, – съёжилась она, отпихивая его от себя.

– Я горю, – сказал огонь, – но мои холодные руки говорят обратное…

Если боль невыносима, то она кратковременна, а всё остальное можно вынести. «Ненавижу!» – кричит тот, чьи чувства незаслуженно отвергли. И только мудрый понимает, что чаще всего агрессия другого человека – это его просьба о Любви…