Святослав Тараховский - Отважный муж в минуты страха

Аббас на время умолк и привез его в ресторан под открытым небом; от казана и мангалов на речном берегу шел вкусный дымок, пряно, остро пахло пловом и кебабом. Широкие тахты, на которых на кошмах и подушках полулежали люди, ножками своими покоились в воде, в довольно бурном ручье, с шумом струящемся по камням с северных предгорий Эльборза вниз, в Тегеран; смысл такого экзотичного местопребывания гостей заключался в том, что и в жару на воде было прохладно.

На самую дальнюю тахту увлек приятеля Аббас; не успели они опуститься на ковер, обложиться подушками и снять, как положено, обувь, как юноша-официант, пружиня по сходням-мосткам, доставил им аперитив: пару разожженных кальянов и кувшин с водой, в которой плавали куски льда.

Пир потек своим путем.

Для начала глотнули исламского пива: кисло-соленой белой бурды, не понравившейся Саше, но разогревшей аппетит. Потом жадно и много ели жареную, с корочкой баранину с белейшим, рассыпчатым, умягченным сливочным маслом горячим рисом, а потом из маленьких пузатых стаканчиков запивали жир и мясо крепчайшим черным чаем вприкуску с колотым полупрозрачным виноградным сахаром. И никакого, понятно, алкоголя; свежий воздух, свежее мясо, свежие мозги. «Здорово», — подумал Саша. После третьего стаканчика его настроение окончательно выровнялось, страхи и опасения унеслись речным потоком, развеялись чистым воздухом гор. Они болтали о многом и разном, вспоминали Москву, Анжелу и Танюшку, шутили и смеялись. «Ты пока в порядке, друг?» — с улыбкой спросил его Аббас. «В полном», — с улыбкой ответил Саша и для подтверждения выставил вперед большой палец. И как он мог подозревать Аббаса? «Саша, — сказал он себе, — ты просто мнительный, истеричный, слабоумный дебил». Сказал, затянулся кальяном и отлетел в кайф. Жизнь прекрасна.

Аббас допил чай и аккуратно опустил стаканчик на блюдце; перевел взгляд на подернутый дымкой дальний гребень гор и впал в задумчивость. Напротив него сидел его русский приятель, почти друг, и Аббаса мучила проблема, к которой он не знал как подступиться. Вернее, знал, но долго не мог решиться. Начинать было совестно, требовалось переступить через себя. Обнажить новое свое лицо. Требовалось неумолимо, и он переступил.

Шумел тревогой ручей, клонилось к закату единственное для всего живого солнце, без устали сновали челноки-официанты, в динамиках сплеталась ажурная паутина восточной мелодии.

— А насчет Мехрибан — все просто, — сказал Макки. — Ты мой друг, я тебя уважаю, я хочу, чтоб проблема разрешилась мирно, без боли для тебя… Мы не будем сообщать послу, вашим спецслужбам о том, что происходит между девушкой и тобой. Мы примем свои меры. Ты меня слышишь, Искандер?

Ах, вот оно как! Сашу полоснуло по сердцу. «Вот и все, — завертелось у него в голове. — Вшивый перс. Называет другом, но ставит раком и уже расстегивает ширинку. Все кончилось. Все кончилось? Если бы. Все только начинается. Все самое интересное. Стыд. Шантаж. Изгнание. Позор. И кара, кара, кара… Мне поделом, я заслужил, но Мехрибан совершенно не виновата! Невозможно допустить, чтоб этот скот тронул ее хоть пальцем…»

— Ты окажешь нам всего две услуги, — как сквозь вату, слышал он Аббаса. — Мое руководство гарантирует тебе возможность спокойно доработать весь срок и без осложнений вернуться в Москву. Ты меня слышишь, Искандер? Ради аллаха и нашей дружбы, я не хочу, чтоб ты попал в руки наших костоломов. Слышишь?

Он его слышал.

В его организме автоматом запустилось наработанное с детства приспособление. То, что помогало, когда выгоняли из школы, когда приходилось стоять перед строем, перед директрисой, родителями, дедом, Волковым, даже перед Светкой.

Молчать. Не видеть, не реагировать, не возражать, не отвечать. Впасть в безразличие. Молчать обесточенно и тупо. Пока из обвинителей или обидчиков не выйдет первый обжигающий пар, пока не подсядут батареи ярости и гнева. Раньше помогало. Поможет ли в этот раз?

— Эй, очнись!.. — Аббас тряс его за плечо. — Что с тобой, друг? Тебе плохо?

— Мне хорошо, — отрешенно сказал Саша. — Очень.

— Ты слышал, что я тебе говорил? Ты все понял, Искандер?

— Я подумаю, — сказал Саша.

«Я подумаю», — было его вторым надежным приспособлением, много раз помогавшим по жизни. «Никогда не торопись сразу соглашаться или мгновенно отказывать, — учил его дед. — Скажи: я подумаю, и возьми паузу. В человеке нет ничего глупее эмоций. Пауза дает возможность избавиться от эмоций и спокойно включить мозги. Я следователям, сталинским псам, так отвечал — помогало».