Сергей Саканский - Солнечный мальчик

Наверху раздался стук, будто там кто-то плясал. Прайс прислушался. Стук повторился.

— Мы живем неправильно, ужасно! — отчаянно воскликнул фул. — Так не должны жить живые люди (при этих словах ай мучительно застонал).

— А что ты хочешь! — возразил смайл. — Если бы можно было существовать как-нибудь иначе, кроме как жить, ну, скажем, лить, я бы тогда мог выбирать между жизнью и лизнью. А так — извольте жить, коль ничего другого не умеете.

— Есть, есть лизнь! — крикнул ай, натягивая одеяло на лицо. — Невыносимо! — приглушенно донеслось из-под одеяла. И еще:

— Сумасшедший дом какой-то… Да! — ай завелся, не показываясь из-под одеяла:

— Земля — это место, куда ссылают сумасшедших со всей вселенной. Едва лишь кому вздумается родиться идиотом, так делают так, что он рождается на Земле… Мы сюда втроем прилетели — я, ой, и ух. Целую неделю с орбиты мы изучали ваши радио— и телепередачи. У нас создалось впечатление, что это пригодная для жизни (равно как и для лизни) планета. И что же? Ой попал в руки цереу. Уха сгубили француженки, а я… Сами видите! Вы говорите, что во всем виновато государство… Милые вы мои! Если уж оно есть, то оно будет всегда. Его просто не надо было придумывать! Нигде во Вселенной такого нет — чтобы один был королем, а другой сутенером. Вы с самого начала ошиблись, разделив друг друга по профессиям. Вы никогда не искупите этого первородного греха… (поскольку все это — глухим голосом — говорило одеяло, никто не принимал его ценные мысли всерьез)… Вы еще дети, вам всего десять тысяч лет, и вас надо учить, что такое хорошо и что такое плохо. Я живу на планете, которую вы называете Солнцем (с большой буквы!) У нас никогда не бывает ночи, у нас столько света, что его хватает еще на десять планет, в том числе и вашу. Это свет нашего разума… Ты говоришь лизнь… У нас бесконечное число способов существования — от мизни до пизни — каждый выбирает по вкусу, а пресловутая «жизнь» уже давно вышла из употребления как примитив… Я хочу домой… Я очень, очень хочу домой, — ай всхлипнул. — Когда я был маленьким, меня отвезли в пионерлагерь, и я тоже очень хотел домой… — постель содрогнулась и заплакала голосом годовалого ребенка. Неестественно красный нос ая высунулся наружу, жадно втянув воздух. Вдруг что-то опять подозрительно застучало наверху. Все подняли головы, словно надеясь увидеть через потолок, кто подает сигнал.

Прайс спрыгнул с кровати и, хорошо понимая, что делает глупость, подергал запертую дверь.

— Кто-нибудь читал графа Монтекристо? — спросил он.

— Терпеть не могу Дюма, — томно промычал леннон, который успел заснуть во время длинной речи ая.

Прайс ощупал стену и нашел ее довольно крепкой. Он шагнул к окну, царапнул ногтем стекло, убедившись, что оно бронировано. Из окна был виден небольшой дворик, завершавшийся кирпичной стеной до самого неба…

Вдруг что-то по-мышиному прошелестело в дымоходе.

Прайс открыл дверцу. То, что он увидел в шахте, заставило его вздрогнуть. На бечевке, связанной из носовых платков, бантов и веревочек, болталась развернутая пачка из-под сигарет. Вот что было написано на ней косметическим карандашом.

МЫ ЗДЕСЬ НАД ВАМИ (И ВСЕ НАШИ ТОЖЕ)

Вчерашний день — мертвый — неподвижно стоял в утренней памяти прайса, как вода в омуте, но что-то важное, самое главное — какая-то тонкая блестка — терялось в этой темной глубине… Он прочел записку вслух.

— Боже мой! — воскликнул леннон. — Там наши девочки!

— Нас всех забьют на мясо! — простонал ай. — Меня-то, меня! А я не гожусь для землян… — и он заплакал навзрыд.

Если и есть хоть один против ста, что можно спастись, подумал прайс, то я готов поставить на кон не только свою жизнь.

— Ведь я никакой не инопланетянин, — продолжал ай сквозь слезы. — Я просто им… — он начал икать, как перед казнью. — Я просто имп… О-о-о! — заревел он, содрогаясь от боли.

Выходка ая всех развеселила. Когда ему было плохо, он всегда врал, что он человек.

— Успокойся, — сказал фул. — Мы верим, что ты местный.

— Да! — вскричал ай. — Я местный… Я-то местный, а ты… Это вы все инопланетяне, вы — пришельцы. Прочь с моей планеты!

Лязгнул замок, и луч мрака отпечатался на полу. Полис вошел.

— Ну что, мальчики? Что, солнечные мои? — ласково заговорил он и вдруг встрепенулся:

— А где номер седьмой?!

Прайс, который в это время стоял у дымохода и не был виден, прайс, повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, подпрыгнул, перевернулся через голову и плотно сжатыми пятками обрушился на затылок сатрапа.