Иегуди Менухин - Странствия

О том, как огромна потеря, писали все. “Индепендент” напечатала высказывание дирижера сэра Адриана Боулта, который назвал Менухина “величайшим из скрипачей”. По радио и телевидению шли передачи, посвященные его памяти, звучали его знаменитые записи. В некрологах, часто на целую полосу, особенно отмечалась удивительная широта его интересов, выходивших далеко за пределы музыки, неиссякаемая энергия, которую он вкладывал в свои проекты. И в самом деле: к концу жизни Менухин стал человеком поистине глобального масштаба, университеты и академии всех континентов избирали его своим почетным профессором. Он одинаково естественно чувствовал себя как в обществе королей и президентов, так и среди неимущих и угнетенных. Выступая на стороне молодости и новаторства, он был живым связующим звеном между ними и такими гигантами, как Энеску, Фуртвенглер, Тосканини, сэр Эдвард Элгар. Многие музыканты, его друзья говорили, что как скрипач и дирижер он поднялся над уровнем всего лишь исполнительства, музыка стала для него преобразующим искусством, которое развивает, освобождает, формирует и вдохновляет наши благороднейшие врожденные способности и стремления к свободе, счастью и красоте.

Он умер, как и следовало от него ожидать, начав еще один год своей жизни с сумасшедшим графиком концертов, в том числе сольных, лекций, обсуждений, встреч с политическими деятелями. Благодаря своей энергии ему удавалось скрыть, что он уже давно неважно себя чувствует, — его беспокоило сердце, но он никому не рассказывал о своих мучительных болях, и тем более любимой жене Диане, у которой тоже начало сдавать здоровье. Ему предстояло напряженнейшее турне — тринадцать концертов в течение восемнадцати дней, в том числе восемь ежедневных. Он выбрал время слетать домой, в Лондон, и повидать Диану. Но 9 марта, когда пришло время возвращаться в Германию, у него развилось воспаление легких. Он дышал с трудом; было видно, что он нечеловечески устал. В пятницу утром спешно созвали консилиум врачей, и стало очевидно, что положение очень серьезное. Он страдал от сильных болей в спине и в груди. Это был тяжелый сердечный приступ.

Тем не менее он полетел в Берлин, где его немедленно (и насильственно) положили в больницу и сразу же начали лечить. Ему стало значительно лучше, но в пятницу утром он позвонил своей верной помощнице Элеонор Хоуп, которая последние двадцать четыре года была его генеральным менеджером, и пожаловался на боли в груди. Она вспоминает:

Я бросилась в больницу — его сердце отказывало. С полчаса я сидела у его постели и с тревогой смотрела на монитор в его изголовье, где шла прямая линия; врачи делали ему инъекцию за инъекцией. Он рассказывал мне о своем телефонном разговоре с вдовой израильского премьер-министра Леей Рабин, они обсуждали положение на Ближнем Востоке. Миссис Рабин сказала ему, что королю Хусейну нравится его идея федерации семитских государств, это и в самом деле единственный способ добиться мира в регионе. Его прекрасные голубые глаза стали темнеть, темнеть, он улыбнулся, произнес: “Федерация семитских государств… ради этого нам стоит трудиться!”

И тихо, мирно скончался.

Его тело привезли в Англию 18 марта, там собралась вся его убитая горем семья. Он лежал в своем доме на Честер-сквер в открытом гробу с таким ясным, спокойным лицом; вокруг собрались родные, многочисленные сотрудники, помощники, прислуга, все пришли проститься с ним. А на следующий день состоялись скромные похороны в школе Иегуди Менухина в Сток-д’Аберноне, присутствовали Диана, Кров, Джереми и Джерард, его дочь Замира и ее муж Джонатан, его внуки, личные помощники, сотрудники, музыканты, все ученики и преподаватели школы, несколько его самых близких друзей. После молитв, коротких речей и музыки была прочитала еврейская заупокойная молитва кадиш, и его похоронили возле дуба, который он посадил в день своего восьмидесятилетия на территории школы, ставшей одним из памятников ему на долгие времена.

Все прошло тихо и в узком кругу Мир отдал дань его памяти несколько месяцев спустя. В Вестминстерском аббатстве собрались королевы, принцы, президенты, послы и импресарио, педагоги и защитники прав человека, музыканты и тележурналисты. Все вспоминали человека, которого далай-лама назвал своим духовным братом, а Нельсон Мандела приветствовал как гражданина мира и посланника доброй воли.

Церемония, одна из самых пышных, какие только проходили в аббатстве за последние годы, как в зеркале отразила жизнь лорда Менухина в его публичной ипостаси: здесь царили эклектика, союз культур и наций, воодушевление. Были представлены почти все великие мировые религии: принц Садруддин Ага Хан цитировал Коран и говорил о том, что Менухин жил “скромно и бережливо, как повелел Господь и как того требовало высокоразвитое чувство справедливости”; раввин Давид Голдберг, который присутствовал на семейных похоронах в марте, прочел отрывок из книги пророка Исайи и кадиш; монах Дом Лоуренс Фримен огласил письмо другого отшельника — далай-ламы, — который говорил, что потерял “дорогого друга и соратника в борьбе за мир между народами, за милосердие друг к другу”. Бывший архиепископ Кейптауна Десмонд Туту рассказал о том, что игра Менухина, которого он услышал подростком, когда великий скрипач выступал в нищих поселениях ЮАР, изменила всю его жизнь. А когда все хором запели “Хвалите Господа, все народы” и “Хвали, Иерусалим”, казалось, это поет сама душа Англии.