Иегуди Менухин - Странствия

Словом, младшее поколение Менухиных процветает, хотя в 1993 году браки всех трех наших сыновей распались. Развод всегда мучителен — при том что, увы, стал сейчас явлением повседневным, — но все три отца поддерживают с детьми самые близкие отношения. У нас с Дианой образовалась очаровательная компания бывших невесток, с которыми мы крепко дружим. Из всех наших детей в Лондоне живут Джереми и Замира, мы часто с ними видимся. Джерард обосновался в Швейцарии, Кров в Провансе. В Лондоне живет также моя младшая сестра Ялта, мы встречаемся, пользуясь всякой возможностью; ну и, конечно, летом вся семья собирается в Гштаде. Моя первая жена, Нола, умерла в 1978 году. Я очень рад, что Кров, которому по роду его деятельности (он режиссер) постоянно приходится разъезжать по всему свету, сумел сохранить близкие и добрые отношения с родными своей матери в Австралии, а также с детьми и внуками своей тети Хефцибы, которые тоже живут в Австралии.

В 1980 году я поехал на гастроли в Советский Союз — это оказалась последняя наша совместная с сестрой поездка. Мы знали, что она больна, у нее был рак горла. Она прошла несколько курсов лечения, но сохраняла свойственное ей мужество и спокойствие, пока, наконец, как я написал впоследствии, “даже ее могучий дух уже не мог поддерживать жизнь в измученном болезнью теле”. Она умерла 1 января 1981 года в Лондоне. Известие об этом я получил в Гштаде, куда приехал после концерта во Франции, и тотчас же бросился в Лондон. Как я теперь жалею, что не отменил тогда свой концерт, моя сестра была смертельно больна, счет ее жизни шел на дни, мы это знали, и, конечно, я должен был быть с ней, теперь я это остро осознаю. Но тогда мне и в голову не приходило, что можно отменить концерт, я никогда их не отменял, за исключением двух случаев, когда был сильно болен и просто не мог встать с постели.

Смерть Хефцибы, которой было шестьдесят лет, стала трагедией для всех, кто ее любил. Ее жизнь после возвращения в Англию из Австралии с ее вторым мужем Ричардом Хаузером была очень нелегкой, я часто чувствовал, что ее преданность своим идеалам, безграничная способность служить близким, социологические изыскания, которые она проводила в помощь мужу, ее природная доброта и не ведающая сомнений доверчивость наносят непоправимый вред ее здоровью. Что касается музыки, то так хорошо она еще никогда не играла. Для программы концерта ее памяти, состоявшегося февраля 1981 года в Карнеги-холле (исполнялись Барток, Блох и Энеску, которых мы с ней хотели играть вместе), я написал: “Ее всегда изящная и безупречная игра обогатилась новой глубиной и проникновенностью, обрела новые измерения; ее музыка говорила нам так много, ведь она сумела связать ее со своим служением людям. И вот теперь эта музыка умолкла, но я не в состоянии это осознать”.

Я потерял друга моего детства и юности, моего сиамского близнеца, родную душу. Хорошо, что мне удается поддерживать дружбу с ее замечательными сыновьями Кронродом и Марстоном и ее внуками; я бываю в Австралии и обязательно вижусь с ними, мы с Дианой очень близки с ее дочерью Кларой. Но и сегодня потеря ощущается так же остро, как в тот день, когда я писал родителям после смерти Хефцибы: “Ее земная оболочка предана земле, но странное дело: то, что составляло ее истинную сущность, ее безграничная способность любить, понимать, сострадать, радоваться, помогать, поддерживать не исчезли, я чувствую, что она рядом со мной. Не знаю, ушла она или наоборот — пришла, вернулась ко мне, стала ближе, чем была когда-либо раньше, хотя я никогда не услышу ее голоса, не увижу ее, не смогу играть с ней”.

Потеря Хефцибы была страшным ударом для моих родителей. Отец, посвятивший нам свою жизнь и оказавший на меня такое огромное влияние своими замечательными качествами — гуманностью и верой в идеалы, был сам смертельно болен; через год, 5 февраля 1982 года, он тоже умер от рака. Ему было восемьдесят восемь лет. После его смерти мама осталась жить в их доме в Лос-Гатосе, где у нее множество друзей разного возраста. Скоро, 7 января 1996 года, ей исполнится сто лет, и она любит повторять: “Видно, бог забыл обо мне”. Я говорю ей, что за последние десять-пятнадцать лет она стала мягче и добрее. И конечно, у нее отличное здоровье. Она ломала шейку бедра и слух у нее стал хуже, а так она просто молодец. Всегда готова смеяться, спорить, подтрунивать, даже порой философствовать. Мы обязательно бываем у нее, когда оказываемся в Соединенных Штатах, но опять-таки: поддерживает тесную связь с ней и регулярно пишет письма, рассказывая о семейных новостях, все та же Диана. Диана занимает в мамином сердце особое место — мама ее нежно любит и глубоко уважает.