СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB: Кирилл и Мефодий

На этот раз Константин понял, что защищал скорее себя — нежели тех — властелинов Византии. Для них он был и будет славянином... Одного лишь не мог он объяснить себе — заботы Феоктиста. Конечно, Феоктист дружил с отцом Константина, но многого ли стоит дружба без выгоды? А пока философ не видел, чтобы он приносил какую-нибудь выгоду своему благодетелю. И может, именно это склоняло его к уступчивости логофету... Феоктист любил беседовать с ним, задавать странные вопросы и терпеливо ожидать ответов молодого человека... Однажды он даже предложил ему в жены свою племянницу и крестную дочь. Ирина была красива, набалована вниманием окружающих, но весьма ограниченна в своих представлениях о мире. Несмотря на это, ее присутствие будоражило его молодую кровь. С тех пор как Константин узнал о намерениях логофета, он старался избегать Ирины, но какая-то внутренняя сила заставляла искать ее общества. Его взгляд бессознательно скользил по изгибам ее руки, останавливался на явственно выступающей груди, которая жила своей тайной жизнью под тонким покровом ткани; встретившись с ее большими черными глазами, Константин вздрагивал, словно пойманный вор, и его тонкое волевое лицо темнело от смущения. Но неловкость улетучивалась, когда Ирина садилась рядом и начинала расспрашивать, совсем как своего дядю, о чем попало. Константин вдруг становился разговорчивым, подробно объяснял ей и то, о чем она даже не спрашивала, а оставшись наедине с собой, корил себя за такое поведение. Выслушав первый раз предложение Феоктиста о женитьбе на Ирине, Константин замялся: мол, слишком это неожиданно, он пока и не помышлял о подобном шаге. Его сознание было заполнено книгами, откуда он черпал мудрость и знания. Однако ее образ никогда не покидал его мыслей, хотя и не становился их центром. Ирина возникала в его мечтах, словно легкокрылая бабочка, которая может вдруг сесть на плечо и тут же вспорхнуть, но в то мгновение, когда ее крылышки вздрогнут и всколыхнут воздух у самого лица, рука Константина вряд ли поднимется, чтобы поймать ее. Не потому, что она была недостижимой, нет, просто она казалась ему слишком земной. Она искала легкого счастья и более трезво смотрела на жизнь — это стало ясно ему однажды, когда Константин нечаянно оказался незримым свидетелем ее разговора с логофетом. В глазах Ирины он умен.., умнее всех в Константинополе, и красив... Смущает только его славянское происхождение... Вышла бы она за него охотно, но.., подождем немножко. Есть у нее кое-что на уме...

— Что именно? — спросил Феоктист.

— Позволь мне сказать через некоторое время, — уклонилась Ирина, — я хочу окончательно убедиться, а тогда...

Этот невольно подслушанный разговор долго занимал Константина. Вечерами, в пути, когда он ехал в страну сарацин, мысли о нем отгоняли сон, и он бодрствовал, неотрывно глядя в мутное небо. Мысли вгрызались в услышанное, искали смысл... Что же она хотела сказать?.. Засыпал он лишь на рассвете, под вой шакалов. Этот вой, сопровождавший их на протяжении всего пути, сначала раздражал, не давая сосредоточиться, но потом Константин привык к нему. Утра становились холодными, иссохшие травы перешептывались, как беззубые старцы, холодок полз по коже, верблюды постанывали, предчувствуя зной нового дня и усталость от дороги. Константин ритмично покачивался в седле, и ему слышалось в отголосках шепота трав... Славянская.., славянская кровь... Только теперь стало ему ясно, почему отец был не стратигом Солунской фемы [5] Фема — крупная административная единица, провинция в Византийской империи, а также войско втой провинции ( греч. ). , а всего лишь друнгарием... Ему не доверяли... А ведь многие, объединяя гражданскую и военную власть, правили фемой гораздо больше Солунской. В Солуни уважали отца, он всегда защищал честь своей должности и своего имени, ни разу не отказался подавить внезапно вспыхнувший бунт. Сколько раз он дрался со своими... Разве его смерти от ран им мало, чтобы перечеркнуть все подозрения и все недоверие к его сыновьям? Быть может, именно это недоверие заставило брата Михаила покинуть мирской пост и постричься в монахи, приняв имя Мефодий... Пора найти его, подумать вместе с ним о своей судьбе и своих дорогах...

Константин медленно поднялся со скамьи, украшенной грифонами, и пошел в гущу сада, машинально похлопывая книгой по левой ладони...

— Логофет Феоктист не приходил?

— Нет, светлейшая.

— Пусть позовут его!