СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB - Кирилл и Мефодий

— Но не совершим ли мы ошибку, если поторопимся?

— Мы совершим ошибку, если будем продолжать выжидать, отец.

— Надо попробовать по-хорошему…

— Давай попробуем, — пожал плечами Симеон. — Но как?

— Я предлагаю написать ему письмо, а отнесет Алексей Хонул.

Письмо было написано и отнесено, а результата никакого. Хонула сделали посмешищем перед всеми друзьями молодого князя. Забрали его коня и отправили обратно пешком, чтобы он-де преждевременно не огорчил своего монаха... Так ему сказали, и он передал это слово в слово. Борис-Михаил спокойно выслушал Алексея Хонула и поднял глаза к небу. Когда он их опустил, в них не было смирения и кротости. Он окинул всех взглядом и, как будто только что ему об этом сообщили, сказал:

— Илия вернулся, он в Преславе... Завтра пусть привезет мне меч.

— А мы, как во власяницах, что ли, великий князь? — спросил Докс.

— В божьей одежде, однако вместо креста возьмете мечи.

И всю ночь никто не сомкнул глаз. Борис-Михаил провел ее в церкви, наедине со всевышним. За долгие часы он вспомнил многое из своей жизни. Ему было страшно согрешить еще раз во имя бога, но, как ни искал он возможности мирного разрешения противоречим, найти не мог. Меч оставался единственным судьей. К мечу обращались за помощью и любимцы божьи. На копьях святого Димитрия и святого Георгия всегда была кровь сражения. Борис-Михаил не святой, но он пошел по их пути, и возврата нет. Если он смирится, значит, откажется от всего, что сделал на земле. Его мечта — создать единый народ, с единым языком и едином верой, а сын не понял его и тянет к старой, дедовской жизни, желая устроиться в ней, как жаба на листике водяной лилии, и не понимая, что лист этот однажды отомрет. И тогда?.. Зачем он ссорится и тянет назад — к собственной смерти и смерти своего народа? Глупость вьет гнезда не на деревьях, а в умах люден!

И она нашла пустую голову именно его сына, чтобы поселиться в ней.

Борис-Михаил понимал: новое — это не весенний дождь, который впитывает плодородная земля; новое — словно снег: выпал и остался сверху, на голове и на плечах, не проникнув внутрь. Надо много времени, чтобы новое было принято и осознано, а сын не хотел ждать и считаться с законами жизни. Заупрямился из-за собственной глупости и попятился назад, будто рак. В эту ночь монах решал судьбы сыновей, старшего и младшего. Хорошо, он сбросит Расате-Владимира с помощью всевышнего, но кого он посадит на его место? Ведь Симеон был предназначен для бога и церкви. Значит, он лишит его призвания. И князь-монах уходил в молитвы, но, сколько ни старался отвлечься от земного, мысль снова возвращала его на землю. Если б Гавриил был таким, как Симеон, он без колебаний увенчал бы его короной и дал бы ему скипетр, или если б Яков остался в живых, то он тоже не колебался бы. Яков погиб. Загадочно, когда возвращался из Старого Онгола, и отцу все время казалось, что эта смерть не случайность. Яков был упрям, но разумен, и представлялось невероятным, чтоб он вздумал верхом переправиться через Дунай. Вместе с ним были Расате-Владимир, таркан Овечской крепости Окорсис и еще двое-трое боилов, которых Борис-Михаил ни разу больше не встречал. И сейчас, в тишине церкви, стоя перед ликами всевидящих святых, отец вдруг засомневался и в словах Расате, и в словах Окорсиса. Они, мол, побились об заклад, кто сможет переплыть реку, не слезая с коня. Первым жребий выпал Якову. Разумеется, после его гибели они прекратили спор... Борис-Михаил думал теперь, что все было обманом. Вероятно, Расате-Владимир опасался, как бы брат не скинул его. Эта мысль заставляла монаха бичевать себя, и он не переставая бился головой об пол. Неужели он так оторвался от людей, что меряет их мерой недоверия? Но какой мерой мог он мерять Расате? Не сын ли виноват в том, что они поднялись друг против друга? Если он смог пойти против отца, который добровольно отдал ему трон, то разве не мог он убрать с дороги брата?

И все же это только догадка, и ее нельзя ничем подтвердить. О тех людях, которые были с ними, давно ничего не слышно. Наверно, их спрятали где-нибудь на границе государства, или они тоже переплыли на спор какую-нибудь полноводную реку... Если он, Борис-Михаил, наведет порядок, то постарается их разыскать и разобраться с самим собой и с делами своего сына. К его проступкам он относился мягкосердечно, и поэтому все пришло к такому концу. Если б он вовремя попытался побольше узнать о смерти Якова и Гойника, может, не передал бы государство в руки первородного сына. Уже тогда он понял бы: кто годами носит в душе жажду мести, не подходит для управления. Любое слово, сказанное против, становится для такого человека камнем, который омрачает его жизнь и который он жаждет бросить в того, кто произнес это слово. Месть! Мерзкое чувство только однажды выползло на потайного угла души, но Борис-Михаил смог преодолеть его. Это было, когда сербских князей привезли в его столицу. В сущности, то чувство было не желанием отомстить, а злорадством. Но оба они дети одной матери — злобы, и поэтому он их не признавал, старался держать под пятой. Если человек поддается мелочным земным страстям, он превращается в тирана своего народа. Такие тираны не могут долго продержаться. Посмотрим, каким будет итог сына. Пожалуй, самое лучшее — смерть!..