СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB - Кирилл и Мефодий

В последнее время Борис приезжал сюда не только охотиться, но и для встреч с князьями славян, живших на этих землях до самого Пелопоннеса. Об этих встречах он говорил мало, так как болгарские роды были против любого сближения со славянами. В надписях на каменных столбах, прославляющих выдающиеся события и победы, славяне до недавнего времени упоминались в числе врагов. Хорошо, что отец тихо изъял эти упоминания. Славяне могли быть только друзьями болгарского государства. Их было столько, сколько песку в реках. Зачем настраивать их против себя? Из бесед с князьями Борис понял, что они — люди слова и дела. Не все они были христианами, однако «из-за веры не воевали между собой. Многие пожелали с ним встретиться после посещения белого монастыря. В их глазах его возвысила молва о том, что он не разделял людей по вере и даже подтвердил владения монастыря.

Борис был с ними искренен и прям, не пытался ставить им условия, которые могли бы унизить их достоинство, никогда не пожелал того, что принадлежало им, и никогда не руководствовался правом сильного. Он знал, что у каждого народа свои мерила добра и зла, и позволял им самим устраивать свои дела. Когда вспыхнуло большое пелопоннесское восстание, он обещал помочь, но предупредил, что прежде всего они должны надеяться на себя. Славяне храбро воевали с войском Феоктиста Вриенния, но сил не хватило. И когда караваны беженцев отправились искать спасения в далекой земле болгар, никто не посетовал, что наследник хана их обманул.

Борис хорошо позаботился о размещении беженцев, и это умножило его славу хорошего правителя. Вечерами владетель Брегалы садился на коня и под покровом сумерек скакал в монастырь. Там, во дворе, под тяжелыми гроздьями винограда, он допоздна разговаривал со старым игуменом. Беседа об урожае, о доходах монастыря незаметно переходила к учению Иисуса. Игумен был книжником, он провел долгие годы в Полихроновом монастыре в Малой Азии. Пережил распри между иконоборцами и иконопочитателями, лично знал славных аскетов и отшельников, лежал в подземелье и занимался самоистязанием, чтобы очистить себя для великого переселения души, а теперь ревностно заботился о делах монастыря и душах своих монахов. Это был тихий старец с совершенно седой бородой до пояса, с бронзовым крестом на груди, добрый той добротой, которая присуща людям, готовым в любой момент предстать пред очи небесного судии — их хорошего друга, который, когда бы ни видел их с высоты, всегда кивал им в знак своего расположения. Игумен знал произведения Дионисия Ареопагита [19] Дионисий Ареопагит — легендарный первый епископ Афин, живший в I в. Созданные в V в. и подписанные его именем религиозно-философские сочинения, так называемые «ареопагитики», оказали большое влияние на европейскую философскую мысль. и его словами толковал церковные догмы, разъясняя учение Христа. Слушая старца. Борис старался постичь суть. Он не спорил, не стремился доказывать преимущества веры своих предков — он слушал и мысленно сопоставлял ее с новым учением, трезво взвешивая ее хорошие и плохие стороны. Если так много народов поверило в силу нового учения, стало быть, в нем есть какая-то великая истина — и эту истину искал наследник болгарского хама;

Когда из Плиски прискакал гонец позвать его на последнее свидание с отцом. Борис не сразу двинулся в путь, а долго бродил по широким коридорам крепости, и думы его были тусклые и неясные, как солнце в пасмурный день — не видишь его, а только знаешь, что оно где-то есть. В сумятице мыслей Борис ощущал, как зреет в нем решение о новом пути для его народа. Что скажет умирающий хан о его тайных намерениях? А вдруг испугается, стоя на пороге входа к небесному судье Тангре, и проклянет его? Вдруг в последний момент лишит его престола, чтобы не соучаствовать в коварных замыслах по отношению к вере предков? Или Борис нарушит его вечный покой... Но ведь есть еще время все обдумать. Дорога достаточно длинна, и можно сто раз решить и сто раз отказаться от решения. Лучше ехать, чем терять время в бесплодных колебаниях. Борис вышел на каменную лестницу, под которой его ждал оседланный конь. Свита блистала кольчугами, разноцветными одеждами, и только остроконечные кожаные шапки были нахлобучены на лоб в знак скорби.

Жена с маленьким Расате тоже вышла проводить мужа. Глаза малыша сияли — темные, не по-детски серьезные — под шапочкой с золотой монетой.

Жена Бориса была смуглая, невысокая, ему пришлось склониться, чтобы дотронуться до ее плеча. Престолонаследник надеялся, что самое худшее еще не случилось и что не надо очень спешить. Отец был двужильным человеком, и не так-то легко болезни справиться с ним. Испугался, наверное, что же еще... Он поднял плеть, стегнул коня, и свита последовала за ним.