— Мы устраиваем демонстрации, бойкоты, ведем регистрацию избирателей…
— …чего-то добьетесь, помимо того, что разозлите шайку гопников…
— А ты так не думаешь?
— Я на себе ощутил, что это за сброд.
Незнакомец кивком показал на мою щеку:
— Это они с тобой сделали?
— Я порезался не во время бритья. — Еще десяти минут не прошло, как меня чуть не убили, а я уже снова острю.
— Это они тебя порезали?
— Они загнали меня прямо в забор.
Очередь смеяться снова перешла к незнакомцу.
— Не важно, как я порезался, мне больно! — сказал я.
— Ага. Больно. А знаешь, что я видел?
— Что же вы видели?
— Я видел, как чернокожих старух вышвыривают на улицу только потому, что они отказываются ехать в задней части автобуса. Я видел, как за то же самое мужчин выбрасывают из автобусов и убивают. Я видел, как бьют школьников — и мальчиков, и девочек, — за то, что они устраивают демонстрации и требуют лучших книг и лучших классных комнат. Я видел мужчин, которые настолько боятся, что их вздернут за то, что они не так посмотрели на белую женщину, что они скорее будут шагать по проезжей части, чем пройдут по тесному тротуару, — а в это самое время белые мужчины тайком, по темным углам, осуществляют интеграцию с нашими женщинами.
— Я видел Эмметта Тилла.
Эмметт Тилл. Его избили за то, что он не показывал страха, а когда он отказался унижаться, его убили. Эмметт Тилл. Ему было четырнадцать лет.
А я танцевал.
Я повернул голову, поглядел в окно, как будто там, в темноте, было что-то такое, на что стоило смотреть. Я увидел только собственное отражение — лицо, на котором явственно читались вина и позор.
— И после всего этого, — сказал я, обращаясь к своему отражению в стекле и к незнакомцу, — после всего того, что вы видели, вы действительно думаете, что заставите этих людей что-то вам дать?
— Нет. Они нам ничего не собираются давать. Нам нужно самим добиться всего этого: сидеть в ресторанах там, где они нам запрещают. Ходить по тротуарам, раз они считают, что нам можно топать только по проезжей части. Мы добиваемся этого, высоко держа головы и глядя в глаза белым людям. Мы добиваемся этого тем, что стоим за себя.
— Как этот Мартин Лютер Кинг в Алабаме? Пока он добивается только того, что его избивают и бросают в тюрьму.
— Ты знаешь другой способ?..
— Я знаю другой способ. — Теперь я снова взглянул на незнакомца и начал излагать ему основы своей религии. — Ты добиваешься успеха. Такого успеха, такой популярности, что белые люди не смогут встать у тебя на пути, даже если захотят, но они и не захотят. Чего они хотят — так это видеть тебя, быть рядом с тобой. Они хотят выстроиться в очередь и выложить свои кровные только за то, чтобы провести пару часов в твоем присутствии.
— Вот, значит, чем ты занимаешься — стремишься к успеху.
— Это лучше, чем получать дубинкой по голове.
— Тогда почему же ты шел пешком в Майами, а не ночевал в отеле на пляже?
Эта реплика так больно хлестнула меня, что я позабыл о своей щеке. Я сидел молча — ответить мне было нечего.
Незнакомец продолжал вести машину.
До конца поездки мы больше не произнесли ни слова. Дорога была не очень ровной, но машина нашла удобную скорость и катилась в монотонном ритме, который весьма способствовал тому, чтобы успокоиться. Нас окружали только темнота и тишина, и почему-то все это казалось неправильным. У меня было такое чувство, как будто весь мир должен был обезуметь после полученной мной травмы и люди должны были вопить во все горло: как и почему такой позор мог случиться с Джеки Манном? Но вокруг были лишь темнота и тишина. Я был одинокой жертвой. Миру было наплевать — он и плевал.
Наконец мы приехали в Майами, к гостинице «Мэдисон».
— Здесь с тобой все будет в порядке?
Я кивнул. Кажется. Не помню. Мой разум, без того расшатавшийся до основания, полностью сосредоточился на монументальной задаче — как раскрыть дверь.
— Спасибо вам.
Незнакомец пожал плечами.
— Уверен — ты бы то же самое сделал для меня.
Не зная, что еще сказать на прощанье человеку, который спас мне жизнь:
— Удачи вам.
— И тебе тоже. Как знать — может, если ты будешь идти своим путем, а я своим, — мы еще и встретимся посередине.
Я вышел из машины, а водитель покатил дальше. Я не сомневался, что он благополучно доберется до Миссисипи.
Я вошел в «Мэдисон». В холле сидел Сид, сам не свой от тревоги. Как только он меня увидел, нервно выпалил:
— Джеки, какого черта… — Увидев, что я в крови: — Тебе плохо?
Читать дальше