Майкл Каннингем - Снежная королева

Баррет подходит к ней с видом ученого, которого оторвали от его многоумных занятий. Бет отряхивает снег со своих хрупких плеч.

– Ты чего пришла? – спрашивает он.

Она смело улыбается в ответ.

Страшно подумать: Баррета начинает утомлять ее смелость, ее победы над собой. Слишком много на них уходит времени и сил.

– Так, захотелось сегодня, – говорит она.

Мгновение спустя Баррет возвращается в свой обычный, человечный образ. Он обнимает ее, помогает отряхнуться от снега.

– В такую-то погоду? Покупателей сегодня человека три зайдет, больше не будет.

– А мне захотелось, – повторяет она и смотрит на него не терпящим возражений воинственным взглядом, с каким полуголодный мальчишка может размахивать знаменем на баррикаде или отважная девушка-детектив – настаивать, что преступление еще далеко не раскрыто; Баррет читал в этом взгляде тираническое своеволие смертельно больного человека: для меня больше не существует логики и причинных связей, я делаю не то, что нужно, а то, на что еще способна, и с каждой удачей меня надо поздравлять.

– Ну и здорово, – говорит Баррет.

Бет придирчивым хозяйским взглядом (магазин они с Лиз открыли вдвоем, деньги дала Лиз, а Бет придумала стилистику и вложила в предприятие свое безошибочное чутье того, что и когда у них станут покупать) окидывает торговый зал, где царит идеальный порядок.

– Неплохо выглядит, – говорит она.

И замолкает. Сколько ее не было… Недели три? Или больше?

– Можно открывать.

Бет делает несколько шагов.

– Джинсы не там лежали, – говорит она.

– Да? Точно. А теперь здесь лежат.

– Они должны быть ближе ко входу.

– Ну, я их как бы переложил. Туда, вглубь, подальше.

– Джинсы – это несущий элемент, – говорит Бет. – Какова главная потребность человека?

Баррет произносит с выражением:

– Найти для себя идеальные джинсы, которые бы сидели как влитые и так подчеркивали достоинства фигуры, что всякое мыслящее существо на планете хотело бы тебя трахнуть.

Она морщится от его художеств. Мантра, которую Бет ожидала услышать, звучит немного иначе: Все люди хотят найти себе идеальные джинсы. Все уверены, что идеальные джинсы изменят жизнь к лучшему. Человек, который нашел себе джинсы, начинает покупать аксессуары.

– Если хочешь, переложим их обратно вперед, – предлагает Баррет.

– Да, так будет лучше.

Оказывается, от ощущения собственной значимости, которое дается ему в виду скорого конца, смертельно больной может становиться более, а не менее докучливым, чем прежде. Кто бы мог подумать?

Проводив Бет до метро, Тайлер возвращается в привычный кухонный уют, тем более комфортный, что в квартире больше никого, насыпает себе две – нет, пусть будет четыре – дорожки и вынюхивает их одну за другой. Он всем существом ощущает звонкий подъем, искра пробегает по нейронам, сознание пронзительно проясняется.

В замоченную кастрюлю падает с крана очередная капля. Похоже, это добрая весть свыше.

Тайлер внезапно и с полной уверенностью осознает, что Бет поправится. Врачи говорят, что шанс у нее есть, а они же вроде принципиально никогда не обнадеживают больных понапрасну.

Бет выздоровеет. Тайлер закончит свою песню, и она наконец будет именно такой, какую он пытается написать уже много лет.

Он чует эту песню у себя над головой. Он почти слышит ее – нет, не мелодию, а шелест ее крыльев. Еще немного, и он подпрыгнет и схватит ее обеими руками, прижмет к груди. И нестрашно, что она больно проедется перьями по лицу, что может поклевать и поцарапать когтями. Плевать. Ему хватит проворства, он готов, он не боится.

Он в конце концов добьется своего, в ближайшее воскресенье тут, в гостиной, пройдет скромная церемония. Все у них устроится. Тайлер напишет красивую, выразительную песню. Баррет найдет крепкую любовь и подобающую работу. А Лиз… Лиз надоедят молоденькие парни, надоест ее собственная решимость превратиться в колоритную пожилую даму, живущую в утрированном одиночестве. Она встретит мужчину, которому удастся дольше обычных нескольких месяцев удерживать ее интерес к себе, который научит ее домашней близости, тихим семейным радостям – древнейшему испытанному источнику человеческого счастья, кроме Бет, известному практически всем.

После того как они с Бет поженятся, после того как Тайлер запишет альбом на маленьком независимом лейбле с безупречной репутацией и этот альбом оценит не самый широкий круг подлинных любителей (на большее замахиваться не стоит), он подыщет новую квартиру – не в таком мрачном районе, с большими двустворчатыми окнами, впускающими вдоволь света, с гладким и ровным полом. А американский народ (и как мог Тайлер в нем сомневаться?) не переизберет худшего в истории страны президента.