Морин слышит, как поворачивается ключ в замке, — Роберт. Сразу ее увидев, он подходит и садится на стул рядом.
— Мам, тебе принести печенье?
Морин молчит, осторожно нащупывая языком язвочку, маленький кратер на внутренней стороне нижней губы, она часто ее мучает.
— Что-нибудь случилось?
Морин поднимает глаза. Замечает на шее сына след губной помады и улыбается — самой затаенной из своих улыбок.
— И хорошо тебе было у соседки?
— Нормально. Так что-то случилось?
— Не знаю, как и сказать.
Роберт кивает:
— Это, что ль, из-за моего отъезда?
— В общем, да.
— Но папа прав. Не могу я вечно туг у вас торчать.
Она находит его руку и крепко сжимает. К удивлению Морин, сын не пытается ее вырвать.
— Что у вас с ним такое, Роб?
— С папой?
— Да, с папой.
— Ничего. Все нормально.
— Он уверен, что ты его ненавидишь.
— Скажешь тоже, ма. Просто он все время меня подкалывает. Из-за него я чувствую себя каким-то придурком. Он думает, что я размазня, великовозрастный кретин.
— Ты преувеличиваешь. Я абсолютно уверена, что он ничего такого не думает.
— Ему бы хотелось, чтобы я стал, как минимум, нейрохирургом. А я… сама знаешь… не из умников. А работа, она на дороге не валяется. Сам бы попробовал, что ли. Из-за него я чувствую себя… как… Он заставляет меня почувствовать, что я…
— Что ты — что?
— Ну… Что мне в этой жизни уже ничего не светит. Вот что, — говорит Роберт и вырывает руку.
— Глупости, Роб. Тебе всего восемнадцать. И папа очень тебя любит, ты же знаешь. Ему просто хочется, чтобы ты… использовал все свои способности.
— По-моему, он их слишком переоценивает, мои способности.
— Можно кое о чем тебя попросить?
— О чем?
— Будь с ним поласковей, хорошо? Тем более что ты уезжаешь.
Морин выжидает, надеясь, что Роберт начнет отнекиваться. Но он молчит.
— Ведь ты уезжаешь, да?
— Да. Собираюсь.
— Ну вот… Ты ведь не хочешь, чтобы между вами оставались какие-то обиды.
Роберт тяжко вздыхает.
— Мам, я попробую. Но он…
— Я знаю, знаю.
Газовая горелка вспыхивает ярче и шипит. Из комнаты Чарли доносится шум футбольного матча.
— Ну что, поговорили? — с улыбкой спрашивает Роберт.
— Поговорили.
— Тогда я пошел к себе. А то завтра рано вставать, обещал помочь дяде Томми.
— А чем ты там у него занимаешься?
— Так, чем придется. В основном всякой мурой, на что других не заманишь. То носилки с цементом таскаю. То чай организовываю. То чиню что-нибудь, по мелочам.
— А почему ты не расскажешь об этом Чарли?
— Ты же знаешь, как он относится к дяде Томми: он такой-сякой, плохо на меня влияет.
— Но он хотя бы будет знать, что ты проявляешь какую-то инициативу…
— Для него это никакая не инициатива. А предательство — раз я работаю на Томми.
Морин кивает, допивая какао.
— Мне неловко что-то утаивать от отца.
— Тогда я больше не буду ничего тебе рассказывать. Это тебя устроит?
— Нет-нет.
Роберт берет у нее пустую чашку, чтобы занести на кухню.
— Все как-нибудь образуется. Не переживай, мам. Спокойной ночи.
— Я знаю. Спокойной ночи, Роб.
--
Чарли подходит к одному из миниатюрных коттеджей в углу комнаты. Просовывает руку за крышу и нащупывает ряд выключателей. Нажимает один из них, и тут же из дальнего конца комнаты доносится легкое жужжание. Это локомотив тащит три коричнево-белых вагончика по круглящимся по углам и образующих восьмерку рельсам. Свистит мотор, появляются клубы дыма из трубы — результат действия маленького нагревательного элемента. Чарли нажимает еще одну кнопку — в середке — и наблюдает за пыхтящим составом. В его заранее известном до сантиметра маршруте есть что-то умиротворяющее, колеса поезда прикованы к узкой железнодорожной колее. На подходе к горам построен своеобразный пандус, чтобы поезд мог взобраться на Альпы, именно эти горы имелись в виду, хотя все остальное в этом мирке — исключительно британское. Красные почтовые ящики, британские вокзальные часы, блокпосты управления. Иногда Чарли переводит на рельсах стрелки, чтобы слегка изменить маршрут. Но на самом деле ему нравится, что путь следования всегда более или менее одинаков.
Он достает коробку с еще не раскрашенными фигурками, на крышке которой написано: "Американские туристы (сидящие)". Он вынимает мужчину в хомбургской шляпе [28] Хомбургская шляпа (хомбург) — мужская фетровая шляпа с узкими, слегка загнутыми полями и продольной вмятиной на тулье.
— с квадратным подбородком и уверенным взглядом. Потом с помощью отвертки открывает баночку с коричневой эмалью "Гамброл" и начинает аккуратно раскрашивать шляпу, слегка высунув от старания язык. Поезд продолжает посвистывать и погромыхивать на стыках рельсов, взбирается в гору и несется вниз. Викторианские фигурки безмолвно взирают на проносящийся мимо состав, но никогда им не сесть в эти вагончики.
Читать дальше