Иэн Макьюэн - Сластена

Всю среду я разбирала и подшивала документы, касавшиеся некоего Джо Кахилла из Временной ИРА, его связи с полковником Каддафи и транспорта с оружием из Ливии, который отследила МИ-6 и перехватил ирландский флот перед Уотерфордом в конце марта. Кахилл находился на борту и ни о чем не подозревал, пока не почувствовал приставленного к затылку дула. Насколько я поняла из приложенных газетных вырезок, наши были не в курсе и досадовали. «Такая ошибка, — говорилось в одном гневном меморандуме, — не должна повториться». В целом интересно, до какой-то степени. Но я не знала, что меня занимает больше — славное судно «Клодия» или соображения моего возлюбленного. Больше того, я беспокоилась, нервничала. Как только выдавалась свободная минута, я возвращалась мыслями к дверям на четвертом этаже брайтонской гостиницы.

Рассказ был хороший. Пусть не лучший у него, но Том опять был в форме, в правильной форме. Но утром, когда я прочла рассказ, сразу поняла, что это брак, что он построен на ложных допущениях, несостоятельных параллелях, на негодной математике. Он не понял меня совсем, не понял задачу. Он возбудился, вспомнив некеровский куб, и его занесло не туда. Я вспомнила его мальчишеский энтузиазм, и мне стало стыдно, что я тогда уснула, а проснувшись, не обсудила с ним его замысел. Его возбудила перспектива внести в свою прозу парадокс о выборе в условиях неопределенности. Задача была великолепная: драматизировать математическую тему и привнести в нее этическое измерение. Смысл его открытки был ясен. Он положился на меня в своей героической попытке преодолеть пропасть между искусством и логикой, а я позволила ему броситься не в ту сторону. Рассказ не состоялся, он лишен смысла, и меня огорчало, что Том этого не видит. Но как сказать ему, что рассказ не годится, если я сама в этом отчасти виновата?

Простая истина, для меня самоочевидная, а им так и не усвоенная, заключалась в том, что появление индийской четы из номера 403-го ничего не говорит в пользу номера 402-го. Они не выполняют той же роли, что Монти Холл в телевизионной игре. Их появление — событие случайное, тогда как действия Монти определяются тем, что он осведомлен о выборе игрока. Монти Холла нельзя заменить случайным механизмом. Если бы Терри выбрал 403-й номер, то чета с младенцем не могла бы волшебным образом перенестись в другой номер и выйти оттуда. А так после их появления шансы найти жену Терри в номере 402-м или номере 401-м одинаковы. С таким же успехом он мог бы вышибить дверь, облюбованную вначале.

Потом, когда я шла по коридору, чтобы взять утренний чай с тележки, я вдруг осознала, что́ было причиной ошибки Тома. Я! Я замерла на месте и схватилась бы за голову, но навстречу мне шел мужчина с чашкой на блюдце. Я видела его отчетливо, но слишком была занята, слишком потрясена своим внезапным прозрением и не узнала его. Интересный мужчина с торчащими ушами замедлил шаги и загородил мне дорогу. Ну конечно, Макс, мой начальник и в прошлом наперсник. А, надо опять к нему с рапортом?

— Сирина, что с тобой?

— Да, извини. Витаю в облаках…

Он смотрел на меня напряженно, как будто сгорбив костлявые плечи в чересчур свободном твиде. Его чашка позвякивала на блюдце, пока он не придержал ее другой рукой. Он сказал:

— Думаю, нам очень надо поговорить.

— Скажи, когда, — я приду к тебе в кабинет.

— Нет, не здесь. После работы, выпьем или поужинаем где-нибудь.

Я хотела пройти дальше.

— С удовольствием.

— В пятницу?

— В пятницу не могу.

— Тогда в понедельник.

— Хорошо.

Отойдя от него, я полуобернулась, помахала ему пальцами, пошла дальше и мгновенно о нем забыла. Потому что в точности вспомнила свои слова, сказанные в прошлую субботу в ресторане. Я сказала Тому, что Монти открывает пустую коробку произвольным образом. Но, конечно, в двух случаях из трех это не так. В игре Монти открывает не любую пустую коробку, а такую пустую, которую не выбрал игрок. В двух случаях из трех игрок выберет как раз пустую. Тогда Монти может открыть лишь одну. Только когда игрок угадал правильно и указал на коробку с пенсией, Монти может произвольно открыть любую из двух остальных. Сама я это, конечно, понимала, но не объяснила толком. И это было крушением рассказа. Именно я внушила Тому идею, что случай может исполнить роль ведущего в телеигре.

Сознавая себя вдвойне виноватой, я не могла просто сказать Тому, что рассказ не годится. На мне лежала обязанность найти решение. Я не вышла на улицу, как обычно в обеденный перерыв, а осталась сидеть за пишущей машинкой и достала из сумки рукопись Тома. С приятным чувством я вставила чистый лист бумаги, а когда начала печатать, даже ощутила душевный подъем. У меня родилась идея. Я сообразила, как Тому переписать финал, чтобы Терри вышиб ту дверь, за которой вдвое больше шансов увидеть жену с любовником. Первым делом я избавилась от индийской четы и их младенца с заячьей губой. Пусть и очаровательные, они не могли быть участниками этой драмы. Затем, когда Терри разбегается, чтобы выбить дверь номера 401-го, до него доносятся голоса двух горничных на площадке этажом ниже. Он явственно слышит их разговор. Одна говорит: «Я заскочу наверх, уберусь в одном из двух свободных номеров». Другая отвечает: «Не ошибись, эта парочка в своем всегдашнем». Они понимающе смеются.