Иэн Макьюэн - Сластена

«Обстоятельства в виде краткого брака, большого и неожиданного наследства и замкнутой, скупой на события жизни способствовали обеднению существования Кардера». Покупать такой большой дом в незнакомой части Лондона было ошибкой, но он не мог заставить себя переехать куда-то еще. Какой смысл? Немногих друзей и коллег по государственной службе оттолкнуло внезапно свалившееся на него огромное богатство. Возможно, они ему завидовали. Так или иначе, люди не становились в очередь, чтобы помочь ему тратить деньги. Если не считать дома и машины, у Кардера не было больших материальных желаний, или страстных интересов, которым он мог бы наконец отдаться, или филантропических порывов. Путешествия его тоже не привлекали. Абидже, конечно, была великолепна, и некоторое время он предавался фантазиям на ее счет, но она была замужем и имела двух малых детей. Ее муж, тоже нигериец, некогда стоял на воротах национальной сборной по футболу. Кардеру хватило мимолетного взгляда на его фотоснимок, чтобы понять, что у него нет шансов, что он не в ее вкусе.

Нил Кардер был человек скучный, и жизнь, которую он вел, делала его только скучнее. По утрам он спал допоздна, проверял состояние своего инвестиционного портфеля и беседовал с брокером, немного читал, смотрел телевизор, прогуливался по Хемпстед-хит и изредка захаживал в бары и клубы, надеясь с кем-нибудь познакомиться. Но по причине его природной робости никаких знакомств не происходило. Он ощущал внутреннее напряжение, ожидал, что скоро у него начнется новая жизнь, но был не в состоянии проявить инициативу. И когда новая жизнь наконец началась, ее течение оказалось в высшей степени необычным. Кардер возвращался от дантиста на Вигмор-стрит и шел по Оксфорд-стрит со стороны Мраморной арки, когда его привлек универсальный магазин с огромной стеклянной витриной — манекены, расположенные за стеклом в различных позах, были облачены в вечерние наряды. Он помедлил у витрины, смутился, заспешил дальше, потом, поколебавшись, вернулся. Манекены — потом он возненавидит это слово — изображали гостей на званой вечеринке. Одна дама подалась вперед, будто собиралась рассказать о секрете, другая протянула руку в жесте радостного недоверия, третья — воплощение томной скуки — обернулась к двери, где, прислонившись к дверному косяку, стоял крепкий мужчина с незажженной сигаретой.

Однако Нила никто из них не интересовал. Он пристально смотрел на молодую женщину, которая стояла, отвернувшись от остальных. Она созерцала гравюру на стене — вид Венеции — или так только казалось. Ввиду ошибки в расположении стоявшего там же комода или, как он внезапно подумал про себя, ввиду «известного упрямства самой женщины, ее взгляд отклонялся от картины на несколько сантиметров и был направлен непосредственно в угол. Она обдумывала нечто, и ей было все равно, какое она произведет впечатление». Ей не хотелось там находиться. На женщине было оранжевое шелковое платье с простыми складками, и, в отличие от остальных, она была босой. Ее туфли — должно быть, ее туфли — лежали чуть поодаль у двери, очевидно, она сбросила их, войдя внутрь. Она любила свободу. «В одной руке она держала маленький оранжево-черный ридикюль со стразами, а другая рука безвольно свисала с раскрытой ладонью, словно женщина находилась в глубочайшей задумчивости. Может быть, ей что-то вспомнилось. Голова ее чуть опустилась на грудь, обнаружив чистую линию шеи. Губы были слегка разомкнуты, но лишь слегка, как если бы она обдумывала нечто, хотела произнести слово, имя… Нил».

Усилием воли он прогнал бесплодные грезы. Понимая нелепость своих грез, он целеустремленно шагал, поглядывая на часы, чтобы убедить себя в том, что у него действительно есть цель. Но это было не так. Его ждал только пустой дом в Хайгейте. К тому времени, когда он доберется до дома, прислуга уже уйдет. Он даже не успеет узнать новости о ее малышах. Кардер заставлял себя идти дальше, сознавая, что может попасть в капкан безумия, так как в уме у него вызревала навязчивая идея. Следует сказать, что прежде, чем он повернул обратно, у него хватило рассудка, чтобы дойти до Оксфорд-серкус. Хуже, конечно, то, что обратно к магазину он почти бежал. На этот раз он уже не смущался, подглядывая за ней в эту ее минуту задумчивости. Теперь он смотрел на ее лицо. Она была так задумчива, так печальна, так прекрасна. Так обособлена, одинока. Беседа, которая тянулась рядом с ней, была совершенно пустой, она слышала эти слова и раньше, это были не ее люди, не ее среда. Как ей вырваться отсюда? Фантазия была сладостная и очень приятная. В ту минуту Кардер еще без труда сознавался в том, что это фантазия. Впрочем, доводы рассудка отступали по мере того, как он продолжал стоять на улице у витрины, в толпе входящих и выходящих покупателей.