Иэн Макьюэн - Сластена

На следующее утро к одиннадцати часам меня пригласили в кабинет Гарри Таппа. Я все еще ожидала, что мне дадут линейкой по рукам за неподобающее поведение Шерли во время лекции. Без десяти одиннадцать я зашла в туалет, чтобы оглядеть себя, и, причесываясь, уже представляла себе, что меня уволят, и, собираясь вернуться домой дневным поездом, сочиняла для матери правдоподобную версию. Интересно, а епископ вообще-то заметил мое отсутствие? Я поднялась на два этажа, оказавшись в незнакомой части здания. Здесь было чуть менее грязно — коридоры покрывала ковровая дорожка, кремовая и зеленая краска не отваливалась от стен. Я робко постучала в дверь. Вышел мужчина — он выглядел даже моложе меня — и голосом любезным, но нервным попросил меня подождать. Он указал на один из ярко-оранжевых пластиковых стульев, которыми изобиловала контора. Прошло четверть часа, прежде чем он возник вновь и распахнул передо мной дверь.

Тут, в известном смысле, и начинается моя повесть — в тот день, когда я вошла в кабинет и мне объяснили задание. Сидевший за письменным столом Тапп безучастно мне кивнул. В комнате, помимо парня, который меня впустил, находилось еще трое. Один из них, пожилой человек с зачесанными назад совершенно седыми волосами, полулежал в истертом кожаном кресле, остальные сидели на твердых конторских стульях. Там же был Макс, который, завидев меня, чуть растянул губы в приветствии. Я не удивилась, увидев его, и просто улыбнулась. В углу кабинета стоял большой сейф. Воздух был влажным от дыхания и плотным от сигаретного дыма. Они заседали уже достаточно долгое время. Мне никого не представили.

Меня пригласили сесть на один из стульев, и мы расположились подковой лицом к столу.

— Итак, Сирина, как вы у нас обустроились?

Я сказала, что обустроилась хорошо и что работа мне нравится. Макс знал о моем недовольстве, но в ту минуту это не имело для меня значения.

— Вы вызвали меня, потому что я недотягиваю , сэр?

— Ну, для этого нам не нужно было бы собираться впятером, — ответил Тапп.

Послышались сдержанные смешки, и я тоже натянуто улыбнулась. «Дотягивать» — словечко, которым я никогда раньше не пользовалась.

Завязался разговор на общие темы. Кто-то поинтересовался о моей квартире, кто-то еще спросил, как я добираюсь на работу. Немного поговорили о сбоях на северной ветке метро, пошутили насчет столовской пищи. Чем дальше тянулся разговор, тем больше я нервничала. Мужчина в кресле, не проронив ни слова, смотрел на меня поверх сложенных домиком ладоней. Я же пыталась не смотреть в его сторону. Ведомая Таппом, беседа перешла на политические темы. Разумеется, мы поговорили о премьер-министре и шахтерах. Я сказала, что свободные профсоюзы — это важный институт. Однако сфера их действия должна ограничиваться вопросами заработной платы и условий труда. Профсоюзы не должны быть политизированы, в их задачи не входит свержение демократически избранных правительств. Это был правильный ответ. Меня попросили высказаться по поводу недавнего вступления Великобритании в Общий рынок. Я сказала, что вполне поддерживаю эту меру, так как она выгодна для бизнеса, покончит с нашей изолированностью, улучшит качество пищевых продуктов. Я не имела сформированного мнения на этот счет, но сочла, что лучше высказываться решительно. Тут я поняла, что мое мнение разошлось со взглядами присутствующих. Мы перешли к теме туннеля под Ла-Маншем. Нормативные документы были уже подготовлены, и премьер Хит только что подписал предварительное соглашение с Помпиду. Я была обеими руками за — представьте только, что от Лондона до Парижа можно будет добраться на экспрессе! Я даже удивилась собственному энтузиазму. И вновь оказалась в одиночестве. Человек в кресле скривился и посмотрел в сторону. Наверное, в молодости он жизнь готов был положить на защиту королевства от политических страстей континентальных европейцев. Туннель в его глазах был угрозой национальной безопасности.

Разговор продолжился. Мне устраивали нечто вроде собеседования, но я не имела представления, с какой целью. Невольно я вела себя так, чтобы понравиться присутствующим, тем более когда начало казаться, что мне это не удается. Я полагала, что встреча организована в интересах седовласого мужчины. Но за исключением одного недовольного взгляда он не выразил никаких эмоций. Руки его оставались сложены в молитвенном жесте, и кончиками указательных пальцев он чуть дотрагивался своего носа. Я старалась не глядеть на него. Мне было досадно, что я ищу его одобрения. Чего бы он ни хотел от меня, я тоже этого желала, я страшно хотела ему понравиться. Я не хотела смотреть на него, но когда мой взгляд скользнул по комнате, чтобы встретиться с глазами другого участника разговора, на мгновение он остановился на мужчине, но лицо его оставалось непроницаемым.