Екатерина Завершнева - Сомнамбула

(10)

И последнее.

«Высокое здание с отвратительными синими балкончиками. Почему отвратительные? Наверное, цвет виноват — грязный, словно присыпанный ноябрьским снегом. Останавливаю случайного прохожего, спрашиваю, что это за дом такой. Не надо было. Ведь я знаю все, что он может мне сказать — дом из соседнего двора, у магазина, рядом небольшая площадь. Ничего особенного.

Прохожий отвечает — у него дурная репутация, это дом самоубийц».

(11)

Прошла, может быть, неделя или две, не больше.

Мы не смогли ее удержать и даже не заметили, как она вышла из дома.

Мы искали ее во дворах. Может быть, она пошла к подруге или просто решила подышать свежим воздухом. В последнее время у нас не ладилось. Мама подолгу разговаривала с ней, плакала. А я вообще махнула на нее рукой. Упрямая девчонка, которая любыми средствами хочет привлечь внимание к собственной персоне. Я в эти игры не играю. Мне больше нравятся прямые высказывания.

Я захожу с черного хода в дом с синими балкончиками, поднимаюсь на крышу. У меня, кажется, была странная идея о том, что сверху будет легче ее увидеть, куда бы она ни пошла, город-то маленький. На соседних крышах снег, голуби, черные ветки антенн. Чуть пониже — окна, наглухо зашторенные, забитые досками, затянутые оберточной бумагой. Дома выглядят нежилыми, но это только кажется. За каждым окном притаился зритель, который видит и меня, и ее. Наконец я смотрю вниз.

Маленькая площадь, похожая на арену цирка, по краю толпа, которая становится все гуще. Она там, совсем одна. Ее белая шубка, черные волосы. Кажется, я различаю каждую ворсинку на ее рукаве. Теплый снег ложится на волосы и тает, как будто кто-то плачет о ней, над ней, потому что я не могу и больше никогда не смогу. Потому что она решилась. Она сделала то, на что у меня не хватило бы духу.

Я выбегаю на лестничную площадку и в то же мгновение передо мной открываются двери лифта. В лифте женщина в черном. Я захожу внутрь, нажимаю на кнопку. Свет гаснет. Женщина начинает читать надо мной какую-то книгу, вслух, неразборчиво, как над покойником. Лифт дергается, останавливается между этажами и стоит. Долго. Секунд десять.

Я думала потом, откуда взялась эта женщина и кто она.

Если она вдруг появится снова, не бойся, сказал ты. Это не женщина.

Это знак скорби.

* El G2 L3 конец таксона ветви

тема закрыта

A. (наливая себе из графина): Я ожидал чего-то подобного, но не так скоро.

B.: Да, сюжет довольно распространенный — смерть Alter Ego. Для полноты картины «сестра» должна быть «близнецом», и данные наблюдения не запрещают подобной интерпретации.

A.: Что касается самого наблюдателя, то тут двух мнений быть не может. Выраженный шизоидный радикал. Хорошо знаю этот тип, у них невероятная каша в голове. Посторонние сюжеты, обрывочные суждения, навязчивые вопросы и так далее.

B.: Еще нужно отметить, во-первых, патологическую жесткость в изложении, так называемые «ледяные структуры». Попробуйте только вмешаться, указать на нестыковки…

A.: Сожрет.

B.: Во-вторых, повышенную частоту абсолютных высказываний типа «никогда», «навсегда», «нигде» и прочее. Не уверен, что это индивидуальная особенность, — сновидный мир вообще отличается таким отвердеванием нарратива… Ну что еще… Меня не перестает удивлять ее апелляция к реальности. Этим грешат многие наблюдатели. Они пересказывают сновидения так, как будто все это имело место на самом деле или, по крайней мере, соответствовало каким-то реальным событиям. Наша протагонистка явно претендует на то, что ее так называемые сны сбываются. Она как будто говорит о своей жизни. Но ведь это запрещено инструкцией, не так ли?

А.: О чем вы, милейший? Откуда у наблюдателя может быть собственная жизнь? Они же из транса не выходят даже чтобы, извините, в туалет пойти или чаю выпить. Интересно, они вообще пьют чай? Хотя почему нет, наблюдатель тоже человек. В общем, здесь все ясно, можем идти вперед.

Лес настоящий. В нем мы встретились, прошли насквозь и распрощались — быстро и незаметно для обоих. Лес — это наивное, неузнанное, ожидаемое, но не со страхом, а с радостью. Лес — будущее. Его прямые просеки всегда выводят к автобусной остановке. Только потом, когда двери автобуса закрываются, лес мгновенно становится недосягаемым, темнеет, тропы зарастают, и назад пути больше нет.

«Начала я не помню. Просыпаюсь в своей постели, укрытая пледом. Пусть это и будет началом.

Теплый осенний лес, солнце над горизонтом. Кажется, я провела ночь на свежем воздухе. С непривычки немного болит голова. Вокруг моей кровати на подрамниках расставлены картины, между ними ходят посетители. Один из них, заметив, что я проснулась, делает знак остальным и, слегка поклонившись, обращается ко мне: