Джеймс Риз - Книга теней

Когда наконец она убрала распятие, я увидела, то ли при свете свечи, то ли в свете луны, а может быть, восходящего солнца, что серебряная фигурка Христа потемнела от крови.

– Ах, посмотрите, – обратилась сестра Клер к присутствующим, – как Святой Крест Христов пометил ей лоб, так же пометит он и всех остальных бесов во главе с Люцифером!

Кровь жгла мне глаза; сама же рана казалась до странного холодной. Почувствовав удовлетворение, сестра Клер перевела дух и немного размякла, однако не торопилась ослабить свою хватку, считая, что еще рано.

Она вновь оборотилась ко мне, держа все то же распятие. Мгновение – и я скорее почувствовала, чем увидела, как оно ударилось о мой висок и рассекло его рядом с ухом. Еще взмах – и она снова ударила меня им, словно молотком, чуть ниже правого глаза. Возьми она дюймом выше, и я бы могла остаться кривой. Но все-таки мягкие ткани были повреждены, под глазом зияла открытая рана, из коей, равно как из другой, рядом с ухом, хлестала кровь, заливая ушную раковину, в которую вскоре натекла целая лужица.

Тогда я поддалась простейшему из инстинктов и завопила что есть мочи. Криками я звала на помощь и Перонетту, и мать Марию-дез-Анжес, и самого Христа; конечно, я никого из них не отважилась назвать по имени. Я просто кричала и кричала, пока… Пока не заметила путь к спасению.

Когда сестра Клер вновь замахнулась и тиски ее ослабли, я вывернулась, высвободила из-под монахини руку и напала на нее, буквально взлетев над нею, и нанесла ей изо всех сил тяжелую пощечину. Этот удар наотмашь заставил ее покачнуться. Еще толчок – и сестра Клер свалилась с койки, ударившись о пол. Я смогла сесть и, сев, увидела монахиню распростертой у обутых в ночные тапочки ног ее клевреток, которые уставились на нее в немом изумлении. Я поднялась на ноги и прорвалась через их цепь там, где она выглядела наиболее редкой: две младшие девочки с легкостью были опрокинуты мною; у одной из них я выхватила большой ( очень большой) кипарисовый крест, который та приволокла с другого конца дормитория, где он возвышался над постелью послушницы. Девочка держала его обеими руками, едва обхватывая широкое древко нежными пальчиками.

С непонятно откуда взявшейся решимостью я выпрямилась, расправила свои довольно широкие плечи так, что на спине сомкнулись лопатки, вдохнула побольше воздуха и, подняв крест – это незаконнорожденное дитя Жанны Д'Арк и Моисея, – рассекла им толпу. Я не хотела никого ударить, хотя при надобности сделала бы это; я дала понять, что готова так поступить, размахивая крестом в разные стороны, невзирая на плевки, визг и молитвы. Некоторые из наиболее закоснелых в суевериях девиц еще накануне запаслись ветками орешника и вяза; теперь они хлестали меня ими, как розгами; одной удалось попасть мне по лицу. Но я упорно шествовала вперед; хотелось бежать, однако я сдерживала себя. И тут, словно ведьмин хлыст (ведь говорят, прутья орешника и вяза отгоняют ведьм) высек некую мысль из моей окровавленной плоти, словно, погрузившись в нее, заронил семя сомнения, в моей голове возник вопрос: а куда я иду? Нужно решать быстро, потому что сестра Клер скоро поднимется на ноги, да и большинство девиц приходят в себя после испытанного потрясения.

Во двор. Выйти во двор. Но сперва по коридору и вниз по главной лестнице, к двери, ведущей в открытую галерею, вымощенную кирпичом, и…

И лишь когда на меня упали первые лучи восходящего солнца и струи воздуха, пропитанного запахами дождя и моря, омыли тело мое, только тогда я прервала свое шествие и побежала. Да, побежала изо всех сил. Через двор, мимо стоящей на пьедестале статуи Христа, распростершего руки, вокруг огорода, к подъездной дороге – прочь из монастыря. Слезы застили мне взор; я опять ощутила на губах привкус крови. (Ведьмин хлыст сорвал кожу под самым носом, и кровь капала, капала, капала!)

…Я обернулась и увидела позади себя приближавшуюся ораву кричащих воспитанниц. Но то были самые младшие, которые по малолетству еще не осознавали всей жестокости происходившего и из которых воспитанием еще не вытравили способность получать удовольствие от обыкновенной беготни.

Обогнув корпус Святой Урсулы, я миновала дверь, ведущую на кухню, и спряталась за углом. Из своего укрытия я услышала, как девочек окликают мои сверстницы, чьи страшные, пронзительные вопли спугнули грачей с гнезд и заставили белок заметаться в темных кронах высоких деревьев, отчего сверху посыпались, барабаня по листьям, орешки и сухие веточки.