Джеймс Риз - Книга теней

На меня нахлынула похоть: может, я тогда и спала, но никогда не была я такой живой…

Сперва ее шея. Затем щека, потом губы. Опять губы и снова… А затем пальцы мои скользнули к ногам, чтобы задрать сорочку, и я увидела ее всю целиком – глазами, а может, руками? Я положила руки на ее груди и удивилась, какие они большие и податливые. Я поцеловала их; темные соски увеличились от прикосновений моего языка. Я дерзко скользнула рукой вниз по гладкому склону ее живота, к пупку. Еще один поцелуй, в это место. Дальше, дальше. В самый низ живота, к потаеннейшему уголку ее тела. Я согрела ей бедра ладонями и поцеловала их. Они распахнули свои объятья. Я приникла к открывшимся между ними устам. Упивалась их влагой. Вычерпывала ее языком.

Я действовала как исследовательница. Я изучала. И обнаружила, что Перонетта… не такая, как я , совсем не такая. Но все так смешалось, все было так нечетко. Явь и сон. Мечта и греза. А я была так неуверенна – и в то же время полна решимости, но все-таки так не уверена, что…

Я оказалась на ней. Хорошо это помню. Помню, как я толкала ее, взяв за ягодицы, чтобы легла передо мною повыше. Я налегла. Надавила. Еще напор. Вошла внутрь ее. Я понимала, что мое действие вызвало у Перонетты некоторую толику боли, но помню я и другое: она не сопротивлялась.

Не знаю, откуда взялось… семя? Но взялось откуда-то. И, смешанное с кровью Перонетты, стало неопровержимым доказательством того, что я – дьявол.

Лишь когда я внезапно очнулась от сна и увидела Перонетту лежащей подле меня в моих объятиях, только тогда я поняла, что крики, которые продолжали звенеть в ушах, не мои. Сердце мое ухнуло, разорвалось, точно бомба, все что-то кричали, а я была так смущена, что готова была провалиться сквозь землю! Крики не приснились мне, вовсе нет… То были самые настоящие крики обитательниц дормитория, и раздавались они наяву.

Самый первый раздался одновременно с ударом грома, так что я приняла его за громовой раскат, но тут же последовали другие, и спутать их с чем-либо было уже невозможно. Крики, визг. Все ближе и громче. Они множились, вторя главному их источнику.

Это Агнесса, послушница родом из Сен-Мало, очень усердная в вере, всегда такая спокойная, теперь бегала от койки к койке и визжала, словно потеряв разум. Похоже, дело обстояло так, что ей почему-то захотелось взглянуть на спящую Елизавету. И там, в лазарете, при тусклом свете фонаря она увидела на руках и ногах девочки знаки «страстей Господних», стигматы.

Так великий обет превратился в великий хаос.

Сердце мое колотилось от близости этих криков, а моя голова… Глаза мои не сразу начали видеть во тьме… Почему вышло так, что я очутилась под открытым небом, ведь вокруг меня явно сияли звезды, что это, ежели не они, ведь кольцо белых звезд сомкнулось вокруг меня? А эти бледные луны?.. Нет, то светили колеблющиеся огоньки свечей, а лунами оказались лица визжавших воспитанниц, окруживших мою кровать. Крик за криком взвивались, как черные вымпелы, и вот уже Агнессу перекричали стоявшие рядом со мной. Они громко делились знаниями о Сатане, о тех, кто стал игрушкой в его руках, и тому подобное.

И тут я села на койке. До меня дошло: те, которых разбудила Агнесса, застали меня и Перонетту врасплох.

– Он явился опять. Он сейчас здесь .

– Посмотрите на них! Он вошел в нее, а теперь хочет завладеть и другой.

– Нет, – вскричала я. – Замолчите! Уходите прочь! Мы только…

Что-то пролетело поверх всех кроватей и ударило мне в щеку. Я почувствовала, как рвется кожа, и ощутила последовавшую за этим пронизывающую боль; вскоре мой рот наполнился кровью. Предмет, которым в меня бросили, упал мне на колени. Им оказалось небольшое серебряное распятие.

С нас сорвали одеяло и простыню. Халат мой топорщился на высоте бедер. Я изо всех сил дергала его, чтобы оправить, чтобы он… чтобы я…

Крик стоял оглушительный. Агнесса и все остальные громко вопили. Это мешало мне соображать: мысли путались.

Я только видела, чувствовала , что все обитательницы дормитория собрались вокруг моей койки. На мою ногу упал плевок. Чаша холодной воды – святой, разумеется, – оказалась вылитой на меня.

И посреди этого бедлама сидела я, сжавшись, свернувшись калачиком, прижав к подбородку колени, вцепившись в сорочку, чтобы не дать ее приподнять тем, кто изо всех сил пытался это сделать. («Видите? Вы это видите?») Другие вцепились мне в волосы. Царапали мои обнаженные руки.

Я обернулась к Перонетте, и…