Джеймс Риз - Книга теней

– Удивительное дело, – сказал один из них, чей вид красноречиво свидетельствовал об отсутствии женской заботы. – Реке еще рано выходить из берегов.

– Видать, разлилась прошлой ночью, – отозвался обладатель берета, скрывавшего сияющую под ним лысину. Это обнаружилось, когда он снял его и, проведя по голове широкой загрубелой ладонью, продолжил: – Но разве теперь-то она не успокоилась? Оui [127], уровень воды выше, чем летом, но пройдет еще несколько недель, прежде чем река по-настоящему выйдет из берегов, вздуется, как… как… – Он высоко задрал рукав, показывая сильный, но несколько уже усохший бицепс левой руки, на котором подрагивал якорь, украшенный цепью. По мере приближения к морю мне будут встречаться люди и с более обильной татуировкой, но тогда меня поразила эта яркая отметина на коже и я, увы, не удержалась, чтобы не спросить, показывая пальцем… могу ли я ее потрогать. Рукав был тут же поспешно спущен, а четыре пары бровей изогнулись дугой. – Можете пощупать бицепс у сына кузнеца, – попытался смягчить свои отказ татуированный. Он долго и пристально смотрел на меня, а потом добавил: – Он спит и видит, как бы сбежать подальше от кузнечного горна.

– А он уже удрал, кузен. В Нант, позавчера.

– Мне нужен кучер, – сказала я напрямик, стараясь скрыть смущение. – Хорошо заплачу тому, кто довезет меня до Буржа, а возможно, и несколько дальше. – Я показала им кошелек, взятый с собой из экипажа, держа его раскрытым в ладонях, как треснувший перезрелый фрукт. Мне еще предстояло узнать, что деньги помогают привлечь внимание мужчин, да и женщин определенного сорта тоже. – Мой кучер покинул меня и…

Стоило мне немного потратиться, и я получила то, что хотела. Не помню, кто из них назвал имя некоего Этьена Б., но все четверо тут же принялись чертить на земле тупыми концами своих удочек стрелки, показывающие нужное мне направление, так что удивляюсь, как мне вообще удалось отыскать дорогу.

Так или иначе, вскоре я заключила сделку с новым кучером, которого обнаружила сидящим, развалившись на стуле, у порога его убогого приземистого дома. Он без конца обстругивал, бог знает зачем, ручку метлы. Я сделала весьма щедрое предложение, но он запросил еще больше. Сбитая с толку, я тем не менее была твердо уверена в одном: что не хочу больше сама править лошадьми, – поэтому тут же согласилась. (Тогда я еще не знала, что в переговорах такого рода следует начинать с малых сумм.) Этьен зашел в свою лачугу и вскоре с походным мешком через плечо последовал за мной в отдаленный закоулок, где увидел берлин и остолбенел. Я всерьез опасалась, что он сейчас повернется и уйдет. Ничего особенного, убеждала я его, просто карета, ну, может быть, побольше и понарядней, чем другие. Он улыбнулся, забросил свой мешок на козлы и залез туда сам.

Этьен, который действительно довезет меня до Буржа и дальше, до самого Авиньона, оказался умелым и преданным кучером. Раза в три старше меня, широкоплечий, неопрятный и уродливый… но обаятельный.

Я поняла это по его глазам, ясным и веселым. У меня создалось впечатление о нем как о человеке, который сделает все, что угодно, ради денег, не столько из-за нужды, сколько из любви к ним. Этьен ни о чем не спрашивал, принимая все как должное; немногословие, кажущееся отсутствие любопытства, – главная отличительная особенность подобных людей. Я была очень довольна своим новым кучером.

Теперь наш путь лежал в Бурж. Я решила, что мы спрямим свой маршрут, то есть удалимся от Луары. Не станем терять времени на поиски рек, ручьев или каналов, которые могли бы поддержать силы призраков. По правде сказать, после того что случилось накануне, мне нужно было провести какое-то время без них, в одиночестве. К тому же у нас оставалось не более трех дней до новолуния: за это время нам надо было покрыть еще изрядное расстояние к югу. Если священник и остался недоволен моим решением, то, во всяком случае, не явился сообщить мне об этом.

Путешествие на этом отрезке пути не было отмечено какими-либо событиями. Я спала, читала, писала, любовалась окрестностями, насколько это представлялось возможным из окна безостановочно катящейся кареты.

Позднее, когда мы проезжали через некоторые города – а мы двигались через Бурж, Мулен, Роан, имея промежуточной целью Лион, затем на нашем пути будут Вьен, Баланс, Монтелимар и Оранж – здесь уже настоящий юг Франции, потом – Авиньон и, наконец, близ Ле-Бо – заветный перекресток, – я иногда стучала в потолок кареты, чтобы Этьен остановился. Я разыскивала местного книготорговца – в их лавках, на их лотках я отбирала все, что относилось к… скажем так, к «черной магии». (Близ Вьена я набрала в лавке у одного неприятного с виду человека целую коллекцию таких книг: он не имел ни малейшего понятия, чем обладал!) Время от времени я избавлялась от части содержимого несессера: никогда не стала бы носить такую одежду, да к тому же нужно было освободить место для моей быстро растущей библиотеки. Одежду я отдавала нуждающимся, так что если когда-нибудь к вам протянется за подаянием рука незнакомца, чье худое запястье украшают изящные алансонские кружева, значит, тут без меня не обошлось! К началу моего морского путешествия дорожный сундук, бывший некогда диковинным гардеробом, оказался забит книгами. Там был еще, правда, тот мешок из черного бархата, по-прежнему туго завязанный, содержимое которого оставалось для меня тайной.