Джеймс Риз - Книга теней

– Могу я увидеть?.. – взмолился Ромео. – Можно я посмотрю на твою… твою…

– Нет, – ответила я, отпрянув в своей прилипшей к телу мокрой сорочке поближе к Мадлен.

Смех Мадлен прозвучал как журчание воды.

– Ты же хочешь этого, ведьма, так сделай это! – И вновь я почувствовала ее холодную длань, толкающую меня в объятия Ромео. – Сделай это! – повторила она, добавив: – Если произойдет что-то, чего надо стыдиться, я не узнаю… А теперь покажи ему свою… себя целиком: он просит об этом, испытывая к тебе влечение и нежность. Посмотри же на него! Вот ты стоишь перед ним, эта муслиновая ткань для тебя словно вторая кожа, и все же он пожирает тебя глазами. Он ждет разрешения… А то, чего ты боишься, не произойдет: он не отвернется, узнав всю проеду о тебе …

– Могу ли я не рассказывать ему? Должна ли я ему показать?..

– Нет, нет, к чему слова? Когда видишь, все гораздо ясней… Но время… Время очень важно для нас в эту ночь, поэтому… Ну-ка, мальчик, подними руки повыше над головой.

Ромео стоял неподвижно, и я с замиранием сердца поняла, что мне придется передавать ему приказание, что, по его настоянию, я и сделала.

Мадлен велела мне повторять каждое движение Ромео.

– Мы сравним , – сказала она. – Это пойдет вам обоим на пользу, а мне , – добавила она, как бы извиняясь, – послужит развлечением , – и вновь зажурчал ее смех.

Ромео напряг мускулы, широко расставил руки, чтобы заключить меня в объятия. Мы коснулись плеч друг друга, провели ладонями по плоским животам, пригладили влажные волосы…

– Коснись его , – сказала мне Мадлен. – Сначала ты, потом мальчик.

Когда моя дрожащая рука поднялась, пальцы согнулись и я была уже готова дотронуться до его выпуклости… И тут призрак девушки, умершей, когда она была моложе нас, заговорил:

– Но не спешите, дети мои. Только медленная игра может доставить удовольствие, и я не хочу вас его лишать.

Она приказала мне коснуться лба Ромео, его уха, губ и сказала, что ему следует нежно, медленно провести языком по моим пальцам. Потом, взяв мои блестевшие от воды пальцы, положила их на его грудь, такую твердую, непохожую на мою.

– Касайся меня, – сказала я ему, – как я касаюсь тебя. – (Было ли это приказание призрака или мое собственное?)

И тогда Мадлен с улыбкой погрузила руки в ванну, и вода начала нагреваться. Вскоре она забурлила, словно собираясь закипеть.

– Она что, собирается сварить нас? – попытался сострить Ромео.

– Я хотела только слегка разжечь вас , – сказала она… – А теперь продолжайте. Наслаждайтесь несхожестью, ищите общность… Касайтесь самых чувствительных мест друг друга, сначала пальцами, затем, пожалуй, губами, ну а потом … – Ее слова, понятные теперь только мне, заглушил смех. Но я знала, что мне надо делать: взяла руки Ромео в свои и положила их на мои груди. – Да, соски! Всегда лучше начинать с них! – Последнюю фразу Мадлен почти провыла, но Ромео инстинктивно понял ее, и, когда он положил свои указательные и большие пальцы на обе мои… казалось, я упаду в обморок, на этот раз от удовольствия, а не от страха.

Я проделала то же с Ромео, лаская соски его груди, пока его шея не ослабла, голова не откинулась назад. Дыхание же было пьянящим, как аромат фруктовых садов…

– Успокой ее поцелуем , – сказала Мадлен.

– Поцелуй меня, – эхом отозвалась я и уже приготовилась: закатила глаза, поджала губы (мои пальцы продолжали гладить грудь Ромео, его пальцы лежали на моей груди) – и тут девушка-призрак вновь подшутила над нами… – Проклятие! – вырвалось у меня, когда на нас обоих брызнула холодная вода. И мы расхохотались, все трое. Я и Ромео стиснули друг друга в объятиях, пытаясь согреться. Что же до Мадлен, та славно повеселилась, стуча одним канделябром о другой.

– И вправду проклятие , – повторила она, поднимаясь, – ты как раз мне напомнила… Быстрее все в студию! С этими играми можно и повременить.

– Но… – начала я, надеясь, что наша игра возобновится, с радостью заметив, что Ромео хочет того же. – Но…

– Сегодня вечером… У вас, смертных, впереди целая вечность. А мне… Пошли, быстрее! – И она погрузила руки в ванну, угрожая вновь окатить нас ледяной водой.

Мы выпрыгнули из ванны и вытерлись досуха. И только тогда, уже по собственной воле, посмотрели друг другу в глаза и нашли в них ответ на все вопросы. Когда Ромео остановил на мне взгляд и улыбнулся, вместо того чтобы с отвращением отвернуться, я почувствовала, что плотина моего одиночества наконец-то прорвана и я вот-вот разрыдаюсь. Затем он в последний раз поцеловал меня, и мы вышли из ванной, взявшись за руки. Ромео торопливо прошептал мне на ухо: «Тебя не собирались здесь оставлять». Я не расслышала его слов, не поняла их тогда – в это мгновение в глаза ударил свет многочисленных свечей, горевших в студии.