Джеймс Риз - Книга теней

– Ага! – откликнулся Асмодей. – Кровоточивая сучка подала свой голосок! А ну расскажи, праведная ты моя, чем тебя не устраивает мой облик?

Мадлен не могла продолжать. Она была слишком взволнована; к тому же она только что говорила чересчур быстро и теперь захлебывалась кровью. Я бессильно смотрела, как при дыхании ее кровь то втягивается внутрь, то с силой выталкивается из разрыва, пересекающего все горло. Прошло несколько долгих мгновений… Я смотрела, затаив дыхание, охваченная ужасной мыслью: вот так, говорила я себе, вот так , должно быть, умирают ведьмы, когда приходит их час и они захлебываются в собственной крови; отец Луи принялся успокаивать Мадлен, и, когда ему это удалось, она продолжила:

– Луи сказал, нам нужно было дать тебе знания. Поэтому пришлось явиться к тебе, приняв соответствующий облик, чтобы ты поверила .

– Мы слишком забегаем вперед, мадемуазель, – раздался голос Себастьяны. – Тебе не кажется? – Мадлен не ответила, и Себастьяна продолжила: – Асмодей, мне хотелось бы знать, можешь ли ты рассказать о духах и призраках, не устраивая тут театр? Можем мы тебе это доверить?

– Не понимаю, почему мое выступление ты назвала театром , дорогая. Разве, может быть, оттого, что мне и вправду сейчас хотелось бы устроить здесь театр военных действий. – Видимо, таким образом он давал понять, что его ответ на вопрос Себастьяны будет отрицательным. И тем не менее ему было предоставлено слово.

Но прежде чем заговорить, он подал знак, чтобы я (да, именно я, не Ромео) наполнила его хрустальный кубок, налив туда еще vinum sabbati. Я это исполнила, хотя и нетвердой рукой. Затем – наверное, поступив глупо, – я предложила выпить отцу Луи и Мадлен; тогда Асмодей вновь стал насмехаться надо мной.

– О, как любезно с твоей стороны, – съехидничал он, – однако им за последние двести с лишним лет не удалось выпить ни капли. – И в столовой опять прозвучал его смех, напоминающий скрежет металла. – Ты ведь стала трезвенницей, разве не так , дорогая?

Я стояла рядом с Мадлен, чувствовала ее холод, но ощущала и тепло очага, пламя которого было сравнимо с пламенем бушевавшего во мне гнева. Хрустальный графин казался мне каменным, так сильно тянул вниз он мою руку.

– Как ты сама теперь можешь видеть, – пояснил отец Луи, мы всего-навсего бесплотные духи, лишь временами обретающие тот вид, который имели при жизни, и тогда мы являемся… в телесном обличье ; но и в этом случае мы, хотя и можем сойти за живых людей, совсем не нуждаемся ни в питье, ни в пище.

– Ага, – произнесла я, – понятно, – и села.

Даже Ромео заулыбался.

– Ты проявила доброту, предложив им вина, – отметила Себастьяна.

– И глупость, – добавил Асмодей. – Доброту и глупость.

– То, что ты видишь перед собой, только напоминает наши земные тела. Точнее говоря , – тут в голосе Мадлен прозвучала нерешительность, и она посмотрела на отца Луи, – напоминает наши тела в момент смерти .

– Когда симпатягу кюре объяло пламя, а из глотки самоубийцы был вырван язык, который…

– Асмодей, пожалуйста… – И Себастьяна постучала по столу кроваво-красным камнем на перстне. – Будь так любезен, останавливайся, когда почувствуешь, что подобные речи подступают у тебя к горлу, словно рвота!

Мадлен посмотрела на меня страстным, отчаянным взглядом, который настолько перевернул мне всю душу, что я сама не понимаю, почему не отвела глаз.

– То, что он говорит, правда , – прохрипела она. – Я сама лишила себя жизни. Но и такая смерть мне совсем не в радость, и мне никуда не уйти от нее, пока ты …

– Обожди! Прошу тебя! – И Себастьяна вновь постучала по столу. – Всему свое время.

Мадлен села. Она казалась такой послушной, грустной и нетерпеливой.

Я не смогла удержаться от искушения спросить Себастьяну, не может ли Мадлен принять более… принять другой облик. Я имела в виду, конечно, более пристойный. Зачем все время страдать от кровотечения, если…

– У меня нет сил удерживать другой образ надолго. Совсем нет .

– Это, как многое другое, прежде всего вопрос воли, – добавила Себастьяна. – Силы воли.

Отец Луи объяснил, что он и Мадлен могут порой накопить достаточно сил, чтобы на время принимать другие обличья, как было, когда его подруга явилась к сестре Клер. Но, за исключением таких «выкрутасов» (это словечко подкинул Асмодей), они привязаны к прежней своей форме. А кроме того, они привязаны к воде, ибо как раз из нее и черпают силу, чтобы хоть иногда становиться видимыми. Именно этим объясняется то, что в помещении, куда они входят, сразу холодает.