Стивен Фрай: Теннисные мячики небес

— Никакой он не Слоан Рейнджер!

— А на мой взгляд, похож. Хиллс, как по-твоему, походил он на Слоана Рейнджера?

— Он определенно был очень вежлив, — сказала Хиллари.

— Вот именно. — И Пит повернулся к своему дурацкому телевизору, по которому как раз показывали твоего отца, выступающего перед йоркширскими шахтерами, что, должна признать, было действительно смешно. — Ты только взгляни! Старый фашист впервые в жизни оказался севернее Уотфорда[3] Округ на северо-западной границе Лондона, голову дам на отсечение. Если не считать тех случаев, когда он приезжал в Шотландию, чтобы подстрелить куропатку. Невероятно. Невероятно.

— Бог с ним, с Уотфордом, ты-то когда в последний раз забирался северней Хемпстеда? — спросила я. Вернее, крикнула. Что было, думаю, только справедливо, потому что он вывел меня из себя. И вообще, он бывает иногда таким ханжой.

Хиллари проиграла обычную пластинку «не-смей-так-разговаривать-с-отцом», после чего вернулась к своей статье. Она теперь ведет новую колонку, «Лишнее ребро», и очень легко выходит из себя.

— Ты, видимо, забыла, что докторскую степень я получил в Шеффилдском университете[4] Фешенебельный район на севере Лондона. Шеффилд расположен в 257 км к северо-западу от Лондона, — произнес Пит таким тоном, будто это обстоятельство позволяло претендовать на звание «Северянин десятилетия».

— Подумаешь! — фыркнула я. — Суть дела в том, что Нед приходится сыном как раз этому человеку.

И я торжествующе указала пальцем на экран. Увы, на экране в это время объявился ведущий.

Пит в благоговейном трепете повернулся ко мне.

— Этот юноша — сын Брайана Уолдена? — хрипло осведомился он. — Ты встречаешься с сыном Брайана Уолдена?

Оказывается, ведущий, Брайан Уолден, тоже состоит в парламенте, только от лейбористов. И в мозгу Пита мгновенно возникла картинка: я, а рядом со мной сын социалистического принца. Я просто видела, как Пит пытается быстренько просчитать шансы втереться в доверие к Брайану Уолдену (как тесть к свекру), заполучить на следующих выборах местечко в парламенте и триумфально прошествовать от унылой службы в Управлении народного образования Центрального Лондона к блеску и роскоши палаты общин и национальной славе. Питер Фендеман, смутьян-диссидент и герой рабочего класса, — я видела все эти фантазии в его алчных глазах. Отвратительно.

— Да не этого! — сказала я. — Вон того!

На экране опять появился твой отец, на этот раз он с бумагами под мышкой подходил к дверям Дома десять[5] Даунинг-стрит, 10, официальная лондонская резиденция премьер-министра .

Я люблю тебя, Нед. Люблю сильнее, чем приливы любят Луну. Сильнее, чем Микки любит Минни[6] Персонажи диснеевского мультфильма «Приключения Микки-Мауса»и Винни-Пух любит мед. Люблю твои большие темные глаза, твою милую круглую попку. Люблю твои спутанные волосы и красные-красные губы. Они правда такие красные, спорим, ты этого не знал. Красные губы, о которых столько пишут поэты, встречаются совсем у немногих. А твои — наикраснейшие из красных, они краснее всех красных губ, о каких я когда-либо читала, и я хочу, чтобы они прямо сейчас блуждали по всему моему телу, — но все равно, как бы ни были твои губы красны, глаза велики, а попка кругла, все равно я люблю не их, а тебя. Когда я увидела тебя стоящим у шестнадцатого столика и улыбающимся мне, то подумала, что у тебя вообще нет тела. Я вышла из кухни в дурном настроении и увидела перед собой эту сияющую душу. Этого Неда. Этого тебя. Нагую душу, улыбавшуюся мне, точно солнце, — и я поняла, что умру, если не смогу провести с тобой остаток моих дней.

И все же как мне хотелось сегодня, чтобы отец твой был лидером профсоюза, учителем средней школы, редактором «Морнинг стар»[7] Газета английских коммунистов, хоть самим Брайаном Уолденом — кем угодно, только бы не Чарльзом Маддстоуном, героем войны, гвардейским бригадиром в отставке, бывшим колониальным администратором. А сильнее всего мне хотелось, чтобы он был кем угодно, но не членом кабинета министров в правительстве консерваторов.

Но ведь это же неправильно, так? Тогда и ты был бы не ты, правда?

Когда до Пита и Хиллари дошло, они принялись перебегать глазами с меня па экран и обратно. Хиллари оглядела даже кресло, в котором ты сидел в тот день. Просто сверлила его взглядом, словно желала продезинфицировать, а после сжечь.