Уперев руки в боковины кресла, все быстрее двигала головой, и слюна текла по моей башне.
Постепенно комнату наполнило легкое гортанное завывание, и она, обхватив меня за талию, продолжала голосить…
Вулкан начал бурное извержение, голос женщины поник, она завертела задом и медленно, очень медленно прекратила двигать головой и поднялась.
Я смотрел на ее лицо. Глаза большие, губы припухшие, особенно нижняя. Под ней проходила красная полоска-складка, в устьях губ перечеркнутая короткими полосками, — свидетельство бесподобной работы.
Отступив, гордо вскинула голову, потянулась. Посмотрев на победно устремленную ввысь кукурузину, стремительно разделась и села на нее, положив на боковины кресла прелестные ноги, горячими руками обхватив мою шею. Она вертелась на мне, сомкнув веки и приоткрыв рот…
Комнату вновь огласило гортанное клекотание, и она стала медленно приближать свои губы к моим губам, но уткнулась в кляп и распахнула глаза. Ухватив зубами носки, выдернула их и принялась целовать. Я не мог держать губы сомкнутыми после кляпа, и она целовала их по очереди. И снова закрутила задом, с силой прижалась ко мне — и затихла. Потом, найдя узел шнура на левом плече, развязала его зубами и освободила меня.
Когда спасительница слезла с башни, — а башня неистово стремилась ввысь, — поднялся с кресла и я. Обняв меня, ласково сказала:
— Ты извини, я ни при чем… — Она помолчала и быстро заговорила: — А теперь уходи. Твой номер телефона и адрес?
Я назвал.
— Жди моего звонка. Завтра приду.
И смуглянка затворила за мной дверь, в которую я не входил.
Мужчина, увидев меня, с сигаретой в зубах вылез из машины.
— Что так долго?
Я молчал.
— Видел жену?
Он достал из бумажника полсотни. Я сунул ее в карман.
— Ну и… как… моя жена..
Подняв правую руку с устремленным ввысь, как кукурузина, большим пальцем и сказав: «Твоя жена — во!» — я медленно тронул домой.
Вечером позвонила спасительница и поинтересовалась самочувствием и настроением.
— Еще хочу! — закричал в трубку.
— Завтра днем дома?
— Дома.
— Жди после двенадцати.
На другой день она пришла.
— Как тебя зовут? — улыбнулась она.
— Георгий.
— А где работаешь?
Рассказал о своей болезни, не упомянув, что часто прозреваю.
— Это ничего, — заключила она. — Может, даже лучше. Да, я не сказала, как зовут меня. Зови Вика.
И мы с Викой упали на тахту…
Господи, я прозрел — и принимаю прозрение как должное.
Вика предложила встречаться у подруги; как-то вечером и пошли к ней. Татьяна жила в трехкомнатной, богато обставленной квартире, и мы полночи вздрагивали на ее широкой кровати втроем.
В короткие передышки женщины обтирали меня полотенцем, поили минералкой и кофе, и кукурузина, вспотевшая и утомленная, набираясь сил на ноге или животе, оживая, манила проказниц к себе.
Иногда они одновременно кидались к ней, чуть не стукаясь лбами, и жалели, что сказочные чудовища бывают многоголовы, а мужское достоинство с двумя головами даже в сказках не упоминается.
Опустошенный, но не сдавшийся, я, почти блаженный, лежал меж двух молодых, сильных женщин, гладя их прелести, иногда мурлыча слова любви.
Вика пробежала тонкими пальчиками по волосатой груди, и рука ее зависла над моим пупком, где в ложбинке покоилась в ожидании чуда голова уставшего зверя. Пощекотав ее ноготками, нежно взялась за мошонку; чуть погодя воскликнула:
— А где второе яичко?!
Рука Татьяны спешно заскользила на помощь, и я услышал удивленный возглас:
— А правда, где?
Подумал: девки шутят, но тоже опустил руку и напугался — левого яичка не было! Куда закатилось?
От Ольги слыхал: у мужчин правое яичко меньше, чем левое, но у меня не как у людей, — и Ольга дивилась этому, — наоборот.
И вот сейчас мое маленькое исчезло.
…Три, четыре, пять, и вот уже шесть рук ищут закатившееся яичко…
Гогот проказниц разбудил очумевшего от потери зверя, и женщины, забыв, что искали, с двух сторон приблизили к нему восторженные лица…
На этот раз воевал с Викой стоя, а Татьяна, присев на корточки сзади, просунула руку между моих мохнатых ног и, чуть взявшись за мошонку, негромко, но радостно сказала:
— Нашла потерю!
Мы с Викой для достоверности тоже коснулись его.
Так повторялось часто: то яичко пропадало, то появлялось вновь и, плавая, пугало загнанного зверя, и он рычал и плевался…
Молодой двурогий месяц серебрил широкую постель, и женщины возбуждались, дыша воздухом, насыщенным терпким запахом спермы.
Читать дальше