Енё Рейто: Аванпост

— Майор приказал конвою вернуться назад в форт, а арестантам в колонию, тогда он будет считать, что ничего не произошло… Только зачинщики получат по заслугам, — и он со вздохом добавил: — Вас, Кобенский, скорее всего повесят… Что ж, такова жизнь: сегодня здесь, завтра там. В конце концов, там у вас уже ничего не будет болеть.

— Не слушайте этого предателя! — завопил Кобенский. — Он лжет!

— Если понадобится, мы весь гарнизон разнесем в клочья! — вторил Лорсакофф.

Но это отважное заверение не встретило особого восторга. Лишь Троппауэр подал голос в ответ, на той же истошной ноте:

— Что мы, дураки умирать за вас? Зачем нам совать голову в петлю, когда мы можем выйти сухими из воды?! Лучше бы вы сюда не приезжали…

— Ах ты собака! — взвился Кобенский и подскочил к Троппауэру. — Я тебе покажу, как носиться со своими идиотскими стихами…

Поношений в адрес своего творчества поэт, естественно, не перенес, и Кобенский потом еще долго тихонько лежал на земле.

Лорсакофф выхватил револьвер, но один из каторжников скрутил ему руку. На Маккара набросились двое солдат.

— Мы не сумасшедшие подыхать за вас! — выкрикнул Тарзан с бородой Деда Мороза. — Троппауэр прав!

— Сами расхлебывайте вашу кашу… — поддакнул другой скелет и, подняв в воздух иссохшую руку, погрозил кулаком доктору Бордану…

Через десять минут безоружный конвой возвратился в форт, таща за собой связанных зачинщиков.

Притихшие каторжники разошлись по своим жилищам и ждали решения своей участи…

Офицеры собрались в комнате Делэя. Майор чувствовал себя немного лучше. Приподнявшись на локте, он курил в кровати. После обеда у него был приступ, и ему только теперь стало известно о событиях.

— Честь наша спасена, — сказал Делэй. — Но мы не можем чувствовать себя в безопасности, пока есть вероятность нападения сокота.

— Знать бы, откуда они придут, мы бы с ними мигом расправились, — заметил Финли.

— Но ведь мы не знаем, — сказал Ив. — И почти нет надежды узнать… Хотя часы, которые у того парня… часы — разгадка всему…

Он словно не замечал, с каким удивлением смотрят на него остальные. Карандаш действительно изменился до неузнаваемости. От его худощавости веяло теперь энергией. Он стал похож на подтянутого, загорелого англичанина, ясный взгляд его светился умом.

— Когда вы открылись Финли? — спросил Делэй.

— Когда того симпатичного парня, которого вы приняли за меня, приговорили к «петле». Надо было спасать его. Тогда я и посоветовал Финли доложить вам о наказании в обхвд Гардона. Но сначала мне пришлось признаться, кто я. Финли достал из сейфа клеенчатый мешочек, который потом другой мой приятель подбросил легионеру. Там был бумажник Гризона, жетон с моим номером и какие-то исписанные листки. Со стихами. Я решил просмотреть стихи, вдруг о моем любимом Троппауэре тоже выяснится, что он ломает комедию и на самом деле шпион. Слава Богу, стихи совершенно меня успокоили.

Вошел Латуре с Голубем.

— Входите, мой друг… — обратился к Голубю Делэй. — Вы сослужили отечеству великую службу и достойны особой награды…

— Господин майор! О таких пустяках не стоит даже говорить, не то что думать о награде. Каждый человек обязан сделать во имя отечества все, что в его силах. Кроме того, успех всего дела не моя заслуга, а майора Ива… Боже мой!

— Что такое?… Что случилось? — всполошились офицеры.

— Господин майор! Разрешите отлучиться на несколько минут. Я еще днем запер кое-где одного офицера, и, возможно, он хочет есть или пить…

Майор с удивлением кивнул. Опять заговорил отступивший было в тень Карандаш:

— Этот парень считает, что майор Ив — не кто иной, как сапожник Главач, есть тут один, Аренкур его замучил…

Так оно и было. Главач сидел в спальне голодный и без капли воды. Стоило Голубю приоткрыть дверь, как он, опасаясь новых осложнений, в ужасе бросился в столовую.

В гарнизоне тем временем сменялись посты. Слышался стук опускаемых ружей и команды Батисты.

Была полночь.

Вопреки обещанию Голубь не пошел обратно к майору, ибо совсем забыл о военной дисциплине. Ничто не извиняло его легкомыслия, разве только влюбленность: случалось, это чувство пагубно влияло даже на самых серьезных людей.

Голубь устремился к столовой, но не прошел и полпути, как в темноте перед ним вырос мальчишка-араб, Магда!

Он обнял девушку и крепко прижал к себе.