Енё Рейто - Аванпост

Хотя плечо и правая рука онемели от боли, Голубь, подхватив ружье одной левой, бросился за ним…

Та— ра-ра! Та-ра-ра!

Услышав звуки выстрелов, часовые подали сигнал тревоги. И тут же ночь огласил пронзительный крик дежурного унтер-офицера:

— Aux armes! [ К оружию! (фр.) ]

Нападавший бежал от Голубя шагах в тридцати. Видна была только его тень. Достигнув невысокой каменной ограды, он одним махом перескочил через нее…

Ночная тьма поглотила девятого мертвеца.

Когда Голубь вернулся, на безлюдное поле стекался народ. С ружьями наготове и ацетиленовыми горелками мчались часовые, со всех сторон спешили унтера, на бегу застегивая ремни, капитан тоже подходил в сопровождении нескольких офицеров.

Впереди всех бежал фельдфебель Латуре, и даже в самом кровопролитном сражении он чувствовал себя уютнее, чем сейчас.

— Halte! Fixe! [ Стой! Смирно! (фр.) ] — гаркнул начальник караула, когда они достигли отряженного в прачечную часового, который стоял перед ними без кепи, с ружьем в левой руке.

— Докладывайте, рядовой!

— Разрешите обратиться! Примерно пятнадцать минут назад кто-то в темноте напал на меня, ударил несколько раз тяжелым предметом и убежал.

— Вы попали, когда стреляли в него?

— Это не я стрелял.

— Кто же тогда?

— В прачечной прятался кто-то еще.

— Norn de Dieu, — прошипел сквозь зубы капитан, потому что такого скандального и таинственного происшествия в казарме еще не бывало.

— Честь имею доложить, mon commandant, часовой просто струсил и нарочно устроил эту заваруху со стрельбой. Этот тип и так уже сбегал, несмотря на все мое покровительство. Хитрый, трусливый и лицемерный субъект…

Чтоб тебя, подумал Голубь. Кое-кто из офицеров склонен был согласиться с Латуре. Но прежде чем они смогли продолжить выяснение, случилось нечто, что привело капитана в больший трепет, нежели если б восемь мертвецов вдруг встали, чтобы выкурить на этом свете последнюю трубочку табаку. Тот же пронзительный голос дежурного по части возвестил в ночи:

— Aux armes! Aux armes!

Зазвучала труба, но на сей раз это была не тревога, а построение!… Святые угодники! Ведь это означает прибытие высшего начальства.

Приехал комендант города.

Заслышав сигнал тревоги, маршал Кошран с проклятиями выбрался из постели. Куча дерьма, позор всей колониальной армии, что это, спрашиваю я вас?! Аванпост в безлюдной Сахаре? Разве это не Оран? Не местопребывание высшего военного трибунала и командования колониальной армии? Ну погодите! Погодите у меня, напялившие форму разгильдяи… Подобные ругательства изрыгал маршал, натягивая на себя китель, в то время как жена, плача, умоляла его не нервничать.

— Послушай, Жозефина! — безжалостно набросился он на жену. — Это ты во всем виновата! Твои бесконечные гости, которые отнимают у меня время и не дают должным образом следить за этими разжиревшими проходимцами! Они же что хотят, то и делают!… Но больше я этого терпеть не намерен, Жозефина! Где моя сабля?

— Господи! Я-то в чем провинилась?

— Не нервируй меня! Я не тебя собираюсь убивать!… Антуан! Антуан! Шофера!… Быстро!

…Когда автомобиль, беспрерывно гудя, достиг форта, раздался возглас «в ружье», зазвенела труба, широкие кованые ворота распахнулись настежь, и перед мысленным взором офицеров замаячили зловещие очертания самых отдаленных укреплений…

— Разрешите доложить, численный состав… Тяжело сопя, Кошран отмахнулся от лейтенанта:

— Оставьте вы свой численный состав! Идемте! Попрошу фонарь, и вперед, туда, где мелькает свет… Я вам… Я вам покажу, что такое порядок… я вам покажу открытку с видами, где-нибудь поближе к Конго… Сержант! Сержант! Трубите отбой, негодяй вы этакий. Что вы тут выстроили целую гвардию легионеров! Rompez! Rompez!

Словно самум, пронесся маршал по территории форта, бряцая оружием, пыхтя и отдуваясь, с зажатой под мышкой саблей. За ним поспешали бледные, насмерть перепуганные офицеры.

Перед прачечной, окружив кольцом Голубя, собрался весь караульный отряд. Когда высокому гостю оставалось до них шагов двадцать, капитан обнажил саблю и скомандовал:

— Garde a vous! [ На караул! (фр.) ]

Как один, щелкнули каблуки, в унисон просвистели обнаженные офицерами сабли… Кошран, посапывая, безмолвно смерил офицеров взглядом и принялся бегать взад-вперед.

Немного успокоившись, он остановился перед одним из офицеров, тот выступил из шеренги и доложил:

— Отряд в количестве трех человек построен.