Елена Катасонова - Бабий век — сорок лет

Книги, фильмы, спектакли — вот и все, откуда могла почерпнуть Даша сведения о производстве. Герой-новатор, строящий, режущий, плавящий и изобретающий, истовая его борьба с консерваторами, с неизменной победой в финале — такой была схема, и Даша, никогда не работавшая ни на стройке, ни на заводе, чувствовала тем не менее фальшь и потому давно перестала читать эти книги и смотреть "производственные" спектакли. И, как теперь понимала, правильно сделала, потому что все было не так. Были, конечно, как и положено на белом свете, консерваторы и новаторы, но главное — была громоздкая бюрократическая машина, тяжелая неповоротливость главков, какие-то хитрые инструкции, закрывающие возможность маневрирования — если эти инструкции не нарушать, — были простои, авралы, нереальные, объективно не подкрепленные планы — и от всего этого впрямую зависел Андрей. А на дорогах был тяжелый труд, требующий основательных, точных знаний, техники — ее еще надо "выбить", материалов — их всегда не хватает, людей, очень разных и часто случайных, которых надо сплотить и организовать, чтобы в результате пошел газ в новый поселок, а водопровод дал воду.

Мир Андрея был гораздо более сложным, чем тот, в котором жила Даша, потому что она, в общем, ни от кого не зависела: бумага и ручка — вот что требовалось ей для работы, ну еще библиотеки, так ведь они бесплатны. Другое дело, что наработанное могло так и остаться в столе, но ведь оно все равно уже было создано! Андрей же связан был по рукам и ногам сложными, запутанными отношениями и взаимными обязательствами, качеством машин, которые делал не он, чужими ошибками в планах, общей неразберихой и безалаберностью, когда можно было официально заверить, что будет сделано то-то и то-то, и ничего не сделать.

Да еще погода на трассе, трагические случайности, которые не в состоянии предусмотреть никакая техника безопасности, да еще десятки поставщиков, сложная иерархия подчинения… А она-то страдала, что он не позвонил ей восьмого марта! Ничего тогда она не понимала, даже отдаленно не представляла напряженности его жизни. Как его на любовь-то хватает? А ведь хватает же.

— Если честно, то Петрович не виноват, — теперь Андрей уже жалел начальника СМУ. — Эти чертовы недопоставки…

— Может, сейчас станет полегче? Я читала, вводятся какие-то санкции, — неуверенно сказала Даша.

Андрей взглянул на нее темными, сразу развеселившимися глазами, швырнул сигарету в окно, в два шага очутился рядом, обнял и засмеялся, целуя.

— Дурочка ты моя маленькая! Санкции… Пока всех не заинтересуют экономически, никакие санкции не помогут. Вот сегодня, например, выцыганил у одного деятеля кран, а знаешь как? Очень просто: записал на себя чужой штраф. Хозяин крана намекнул, и я понял. А нет — он поставил бы меня в такую очередь — до смерти бы в хвосте простоял.

— Но ведь так нечестно, ведь это шантаж!

— Шантаж… Это у вас, в литературе, так называется, а мне с ним работать. Нормальные служебные отношения — вот что это такое, Данечка. Ладно, пропади оно все пропадом! Поехали в "Лабиринт", ужинать.

— Может, не стоит? Я щи сварила.

— Стоит! Закажем что-нибудь вкусное и потанцуем, ты же любишь танцы? Давай одевайся, бегу за такси!

Андрей на мгновение прижимается к Даше, еще минута, и никуда они не поедут. Но он выпускает Дашу из рук, шепчет: "Все, наряжайся" — и, широко шагая, выходит из комнаты.

Даша выскальзывает из широких домашних брюк, снимает мужскую рубаху, осторожно, стараясь не зацепить ногтем, натягивает колготки, достает из коробки австрийские темно-синие туфли, надевает ажурное, на чехле, платье, прикалывает ближе к плечу брошь, подарок Андрея. Подкраситься не успевает: влетает Андрей, застывает на пороге.

— Ух ты, какая красивая! Тебя там случайно не украдут?

— Посмотрим, — неопределенно улыбается Даша.

Такси летит к "Лабиринту", мест, конечно, нет, но их, конечно, пускают. К этому Даша уже привыкла: с Андреем все всегда получается. Что уж он там делает, какие аргументы находит, она не знает, только их пускают везде и всегда. Спокойно, не суетясь, оставив в стороне Дашу, он о чем-то толкует с непоколебимым стражем дверей, и через пять минут Даша оказывается в ярком и праздничном зале.

С Вадимом их никуда не пускали. Вадим возмущался, заискивал, льстил, неумело совал пятерки, грозился куда-то на кого-то писать, а в результате они возвращались домой — голодные и несчастные.

— Безобразие! За свои же деньги! — возмущался Вадим.