Елена Катасонова - Бабий век — сорок лет

Как быть? Им и в голову не приходит, что Даше никто не нужен сейчас, что Андрей — не коллега, не один из друзей, он совсем другое.

— Даша, оладьев ужасно хочется, — Андрей сжимает ей локоть, глаза смеются на загорелом лице. — Представляете, горячие, с корочкой!

Даша представила прекрасно, но ей хотелось быть только с ним.

— Вы маминого приглашения не ждите. — Галя радуется, как котенок, — матери, снегу, новому человеку. — Бабушка вас приглашает!

— А маму, что же, бросим здесь замерзать? — смеется Андрей.

— Если очень попросит, тоже возьмем!

Ему, значит, все равно? Тогда пошли есть оладьи.

— Даша, дочка-то — копия вы!

— Погодите, сейчас еще маму увидите. Мы тут все на одно лицо.

Как все стремительно с этим Андреем! Они сидят вчетвером за их семейным столом, Андрей ест оладьи и уверяет, что вкусно, — а они и в самом деле выше всяких похвал, — о чем-то спорит с Галей, улыбается Даше. Сквозь смятение встречи, дымку усталости от ушедшего дня видит Даша словно со стороны собственную скромную комнату, чужого человека на месте Вадима, и странная печаль мешает ей чувствовать себя счастливой. Что, в конце-то концов, ей надо?

— Даша, вы где? — слышен голос Андрея. — Вы тоже в восторге от этой «Фантазии»? Дочка ваша прямо захлебывается. А по-моему, простые, без балета, «Вешние воды» гораздо лучше.

Конечно, Даше понравился фильм, разве иначе была бы в восторге Галя? Удивительный, единственный актер Смоктуновский, с его надтреснутым усталым голосом и опустошенным взглядом, обольстительно-жестокая Полозова — вся в легком движении, жажде полного, безраздельного обладания. И горькая страсть, беспомощность, порабощение Санина — в томительных, заторможенных каких-то дуэтах…

Зачем скучающая холеная барыня погубила любовь — молодую, неопытную, незащищенную? До чего все-таки беспощадны люди друг к другу! Акценты в «Фантазии» смещены, в ней главное — не любовь Джеммы и Санина, а над ней надругательство, когда страсть берет над любовью верх, топчет ее. У любви вообще врагов много, перед жизнью с ее ловушками, прагматизмом она беззащитна…

Они спорят о спектакле и об Эфросе — к Дашиной радости, Андрей, оказывается, театрал, — о смешении жанров, как в «Фантазии»: это что, новое слово в искусстве или умелая, даже талантливая, но эклектика? Потом Андрей смотрит их книги.

— Да-а-а, у вас, конечно, библиотека… У меня не так много, но все любимые. Галя, вам фантастика нравится?

— Нравится. Когда не очень технично.

— Что значит технично?

— Ну, когда много техники, как, например, у Лема в «Возвращении со звезд». Помните, «раст на вук», всякие там терминалы — ничего не понятно.

— Галочка, вы с ума сошли! — Андрей взглядом ищет у Даши поддержки. — Это как раз самое интересное!

— Ничего подобного! Литература — не пособие по физике или математике, — лихо выпаливает Галя явно чужие слова и тоже смотрит на мать.

Но Андрей сдаваться не собирается:

— Так ведь это не просто фантастика, а научная! Ее и пишут как раз бывшие физики да математики, иногда биологи. В ней есть предвидение, научное будущее!

Андрей спорит всерьез, нисколько не заботясь о том, что оппоненту всего шестнадцать, что он здесь в гостях, что рядом женщина, которая нравится. Оба шумят и машут руками, как маленькие, язвят, обижаются, взывают к Даше, — Екатерина Ивановна, извинившись, ушла уже в свою комнату: она рано ложится.

— Нам, технарям, именно это и интересно, а не страдания Брегга.

— А мне, например, наоборот. И поэтому я считаю, что Брэдбери и Стругацкие серьезнее, чем Азимов!

— Да вы что! — Андрей даже вскакивает со стула. — Даша, что она говорит?

— Оба вы говорите о разном, как и положено у нас на Руси, — утомленно отвечает Даша. — Галя любит фантастику социальную, и это естественно.

Андрей бросает на Дашу быстрый внимательный взгляд и краснеет, как тогда, в погребке.

— Уже одиннадцатый час, простите, я не заметил… Галя, я принесу вам кое-что почитать, хотите?

— Хочу, конечно, спасибо.

Он выходит в маленький коридорчик, который служит в этом доме прихожей. Даша идет за ним, чувствуя только одно: сейчас откроется и закроется дверь и его не будет… Андрей протягивает руку к вешалке, но опускает ее и поворачивается к Даше. Лицо его пылает, глаза смотрят почти умоляюще:

— Дайте ваш телефон… Пожалуйста… Я не могу вас снова потерять.

Даша делает шаг навстречу и оказывается в его объятиях. Голова ее упирается в его грудь.