Эфраим Севела - Остановите самолет — я слезу! Зуб мудрости

И зло смеется, щеря желтые прокуренные зубы с острыми клыками. А глаза остаются ледяными под косо нависшими веками.

С его характером ему на роду было написано рано или поздно расплеваться с советской властью и попасть в диссиденты. Еще задолго до того, как евреям нехотя стали позволять покинуть Россию, он вынашивал мысль совершить побег с корабля в каком-нибудь иностранном порту. А оттуда добраться до Израиля.

Но у него висел свинцовый груз на ногах. Жена и маленький ребенок, оставшиеся в Ленинграде заложниками. Соверши он побег, ему бы их никогда больше не видать.

Был случай, когда представилась реальная возможность сбежать. Их судно из-за густого тумана застряло в узком проливе между Данией и Швецией и стало на якорь, чтоб избежать аварии. До датского берега можно было легко добраться вплавь — метров двести, не больше. Оттуда, из невидимого в тумане Копенгагена, доносилась музыка, гудки автомобилей, и даже человеческие голоса можно было различить.

Надо было только незаметно, без плеска спуститься за борт, надев на всякий случай пробковый спасательный пояс, и беззвучно отплыть хотя бы на пятнадцать метров от корабля. Пространство в пятнадцать метров от борта советского корабля, где бы это судно ни находилось, считается территориальными водами СССР, и в этих пределах никакой иностранец не мог бы ему помочь. Его бы запросто вытащили из воды прыгнувшие за ним вдогонку молодцы, посланные парторгом, или же застрелил бы в воде тот же парторг из винтовки, которая хранилась в его каюте специально для подобного случая, который официально именуется: попытка незаконного, перехода государственной границы СССР, и по советским законам карается смертью.

Но стоял густой и непроницаемый, как гороховый суп, туман, и незаметно пересечь эти проклятые пятнадцать метров не составляло труда. Дальше — территориальные воды Дании и спасительный берег.

У Б. С. на корабле был лишь один друг, с которым он не боялся быть откровенным, потому что тот тоже мечтал бежать при первом удобном случае. Это был латыш из Риги, специалист по обработке рыбы.

Когда они застряли в тумане у датского берега, латыш пришел к нему в каюту и шепотом, хоть дверь была заперта, и кроме них двоих никого в каюте не было, предложил бежать сейчас. Латыш все предусмотрел: отнес на корму два спасательных пояса и веревку, по которой они бесшумно спустятся вдоль борта в воду.

Ничто не могло помешать побегу. Шансы на удачу были 99 из 100.

Б. С. смотрел на бледного взволнованного латыша и лихорадочно обдумывал решение.

— Выйдем на берег, обнимемся и стукнемся задом об зад — кто дальше прыгнет, — возбужденно шептал латыш. — Ты — в Израиль, я — в Америку. Будем в гости друг к другу ездить… Мы же с тобой, как родственники станем.

— Беги один, — сказал Б. С.

— А ты?

— Не могу.

— Трусишь?

— Нет. Не могу бросить в беде жену и сынишку. Я спасусь, а их оставлю? Не могу. Меня совесть загрызет.

— Я ведь тоже оставляю жену! — затормошил его латыш. — И двоих детей! И мать с отцом! И братьев! Ради свободы!

— А с ними что будет? Ты подумал?

— Они благословили мой шаг.

— Вот ты и давай, с Богом. Я прикрою тебя. Прослежу, чтоб никто не помешал.

— А ты?

— Без жены и сына ни шагу не сделаю.

Б. С. остался на корабле. И латыш тоже. Один бежать не отважился. Весь рейс он избегал встреч с Б. С., а когда натыкался, отводил глаза.

Дома, когда вернулись из рейса, латыш вступил в партию и стал быстро делать карьеру. А Б. С. закрыли визу за границу и списали с корабля. Заложил ли его латыш или это было просто совпадением, он до сих пор не знает. Латыш сейчас занимает в Риге высокий пост, а Б. С. сидит в Нью-Йорке без жены и сына.

Б. С. стал в Ленинграде одним из главных диссидентов. Советская власть терпела, терпела, да и упекла его в тюрьму. Тут начались протесты во всем мире. Тогда выпустили в Израиль его жену с сыном, а его оставили за решеткой. Жену в Израиле встретили как национальную героиню, чуть не на руках носили из почтения к ее храброму мужу.

Он отсидел два года и после очередной волны демонстраций в разных странах и битья стекол в окнах советских посольств его, наконец, отпустили.

В Израиле его ожидал сюрприз. Жена не дождалась его и вышла замуж. У сынишки был отчим, которому Б. С. сначала хотел сломать шею, но потом раздумал, чтоб не попасть из советской в израильскую тюрьму и доставить удовольствие русским антисемитам.

Уехал в пустыню Негев, стал хирургом в больнице. Работал много. Пациентов — хоть отбавляй. Все больше те, кто на арабских минах подрывались.