Дмитрий Михеев - Идеалист

Строгий выговор с занесением в личную карточку был максимальной мерой наказания для первого прегрешения, но Снегин воспринял его с облегчением. Поразило его добавление: бюро комсомола совместно со студенческим советом рекомендуют администрации Дома студентов рассмотреть вопрос целесообразности пребывания Снегина И. Н. в стенах общежития МГУ». История, таким образом, на этом не кончалась.

— Неужели одна ночь с невестой, — спросил с бледной улыбкой Илья, показывая бумажку из ЗАГСа, — оценивается столь высоко по вашему моральному кодексу?

Все уже двигались и разговаривали; председательствующий укладывал в папку возросшие числом документы.

В нашем моральном кодексе высоко ценится скромность и нравственность, а в вашем — не знаю что, — отрезал он.

События наваливались на Илью одно за другим, не оставляя времени на размышления. Двенадцать дней оставалось до экзамена. Из ста семидесяти шести вопросов двадцать семь были посвящены до-марксисткой философии, остальные — диалектическому и историческому материализму, «буржуазная философия» последнего столетия вообще не была представлена. Понукая, подгоняя, насилуя себя, Илья делал самую неприятную в своей жизни работу — читал учебники, пытаясь зафиксировать в памяти основные формулы: «Классовые и гносеологические корни агностицизма и скептицизма; причины возникновения и основные формы метафизики; философия Канта и ее оценка классиками марксизма; основные свойства пространства и времени; конструктивная, действенная роль диалектического материализма в развитии современной науки; мирное сосуществование капитализма и социализма как форма классовой борьбы…» Голова гудела и пульсировала, он сходил с ума, и только мысль, что это в последний раз, поддерживала его.

Анжелику вызвала инспектриса и провела с ней двухчасовую душеспасительную беседу — пустяк с точки зрения Ильи, которому через день предстояло встретиться с директором Дома студентов. Однако пустяк этот выбил Анжелику из колеи, и она завалила экзамен по историческому материализму, не сойдясь с преподавателем во взглядах на религию и «решение национального вопроса в социалистических странах».

Теперь Анжелика ни за что не соглашалась ночевать у Ильи и часто без всякой причины вздрагивала при малейшем шорохе за дверью. Около десяти вечера она начинала нервничать и посматривать на часы. Иногда им удавалось пройти незамеченными мимо вахтеров, и он уговаривал ее остаться, ничего не опасаясь, ибо, как он выяснил, свои налеты оперативный отряд совершает только при наличии «достоверных сведений». Не может она, чувствует себя неспокойно, отвечала Анжелика виновато, грустно. Она больше не дурачилась и очень редко пела — чаще наигрывала отрывки печальных мелодий, не то цыганских, не то испанских.

За десять дней до ее отъезда пришло приглашение из Польши и короткое письмо от Эстер Стешиньской, в котором она благодарила за благоразумие и уважение к их, родительским, чувствам. Илье письмо показалось очень любезным, и Анжелика не стала его разочаровывать — она ясно представляла, какая сцена предшествовала письму и почему писал не отец, а мать, с трудом справлявшаяся с польским. Ее тревожили дурные предчувствия, но она их утаивала от Ильи, только иногда с необъяснимой для него порывистостью прижимала его голову к своей груди.

На встречу с директором Дома студентов Илья пришел мрачно-настороженным. Он не сомневался, что решение об изгнании его из общежития принято, что предстоит тягостный и сугубо формальный разговор, поэтому был удивлен первым же вопросом директора: «Как это вам удалось восстановить всех против себя? Расскажите-ка все по порядку».

— Ах, к чему это, зачем ворошить неприятную и больную тему? Я полагаю, времени у вас мало, а решение… видимо, уже принято, — ответил Илья и, словно размышляя вслух, добавил, — не знаю, чем я их так задел.

Иван Георгиевич Кузьмин поудобней устроился в кресле и внимательно посмотрел на аспиранта. Парень не жаловался, не просил и даже не оправдывался. Он совершенно не походил на заносчивого, аморального наглеца, каким представлялся из Дела, в нем не чувствовалось даже тени подобострастия.

— Во-первых, решения принимаю я, а не студсовет. Во-вторых, бумаги бумагами, а личный контакт есть личный контакт, — сказал директор. — Вот они рекомендуют лишить вас места в общежитии, а куда вы пойдете, ведь у вас на носу защита? И сорок-пятьдесят рублей за комнату из стипендии не заплатишь…