Дмитрий Михеев - Идеалист

Глава XXIV

Илья заболел. Кусок леденящей пустоты давил на сердце, теснил дыхание, туманил голову. Он сидел за двумя замками и прислушивался к боли в груди. Время от времени Я делало попытки «вытряхнуть дурь» едкими замечаниями, призывами взглянуть на себя со стороны. «Дурь» отступала на мгновенье, чтобы тут же с новой силой навалиться опять — парализуя и обессиливая. Становилось совсем тошно — ему хотелось реветь, дергать волосы, биться головой… и, может быть, помогло бы, но он лежал ничком и вслушивался в то, как пустота разъедает душу.

На третий день он вышел из комнаты, позавтракал, побродил университетскими закоулками и вдруг почувствовал, что не может идти в свою душегубку… До экзаменов оставалось два дня… Он быстро собрался и уехал во Владимир-Суздаль.

Ему давно хотелось посмотреть на древне-русские заповедники, никогда не было времени удовлетворить свое любопытство. Но теперь не любопытство влекло его вперед — он бежал из опостылевшей Москвы, смутно надеясь почерпнуть в развалинах и храмах их вековой мудрости и спокойствия.

Первое чувство шевельнулось в нем, когда поезд вырвался из урбанизированного Подмосковья в незамкнутое снежное пространство. Оно на глазах раздвигалось, расширялось и поглощало все следы человеческой деятельности. Дома становились мельче и невзрачней, зато величественней выступали сосны в боярских соболях и все великолепней делались зимние пейзажи в раме окна. Когда встречались испуганно сбившиеся в кучу домики, Илья с жадностью набрасывался на них, выхватывая колодцы, поленницы дров, задубелое на морозе тряпье, дряхлые пристройки и заборчики… и отступала, притуплялась его боль, чтобы уступить место другой… Дурак он был, дурак — какая тут, к черту, «тесная связь с мировой экономикой»! Плевали эти хибары на все поколения компьютеров сразу, на курс доллара и цены на нефть, на лазеры, на композиционные материалы и зеленую революцию, на кабельное телевидение и видеомагнитофоны, на супертанкеры и поверхность Луны… Дождливо будет или сухо, тепло или холодно, а в конечном счете — урожай или неурожай, вот подлинная проблема… Неужели Игорь прав — та же дикость, патриархальная лень, крепостное право?.. Но ведь — дороги, электричество, телевизоры?.. Ну и что! А корова, колодец, дрова, печка остались. Ведь можно строить дома с большими окнами, с отоплением и ванной, продукты покупать в магазине? Нет, не хотят, не шевелятся…

Илья отвернулся от окна и оглядел вагон. Современный — с откидными, как в самолете, креслами, а лица все те же — бездумные, некрасивые, сонные, и неизменные сетки, сумки, мешки, узелки… Сосед — веснушчатый парень лет девятнадцати, два часа уже снедаемый любопытством, — шевельнулся и спросил, указывая на детектив Агаты Кристи на коленях Ильи:

— Это по-какому, по-немецки?

— Нет, по-английски. — покачал головой Илья, присматриваясь к парню, в котором нежность еще не тронутых бритвой щек сочеталась с крепкой шеей и вязкими мышцами.

— А… а; можно посмотреть? — с достоинством спросил сосед и после разрешающего кивка осторожно взял книгу. Бегло осмотрев картинки на обложке, перелистав и не обнаружив — других, он вернул, не выразив на лице никаких эмоций. Затем спросил, нисколько, впрочем, не сомневаясь, — учишься?

Илья ощутил легкую неуверенность: что он, учится или работает? И уклончиво ответил:

— Да… можно сказать…

— На кого?

— На физика, — ответил Снегин после нескольких секунд колебаний.

— А… а; учителем будешь?

Разговор явно не налаживался, и было не понятно, почему. Что мешало ему сказать все как есть? Боязнь, что парень не поймет его? Пожалуй, но было и другое: какое-то непонятное преимущество на стороне парня. Казалось, он твердо знает, как жить, что делать, что нужно ему да и вообще — людям. Негодуя на себя за невольную ложь, из которой теперь не выпутаться, Снегин сказал, что будет научным работником — из тех, кто разрабатывают разные там штучки… «бомбу» — подсказал сосед, «ну, и это тоже…» — окончательно смутился Илья. Но именно тут его мучения кончились, ибо кто же у нас не знает про бомбу, в частности, — что о ней нельзя спрашивать: Анатолий, как он солидно представился, прекратил дальнейшие расспросы, молча встал и удалился. Вернулся он довольно быстро с бутылкой портвейна в одной и с бумажными стаканчиками в другой руке. Мало того, карман его пиджака оттопыривал кулек с конфетами «Школьные». Илье даже в голову не пришло отказаться от угощения. Он выпил два стаканчика, не задерживаясь на вкусе и запахе, и был вполне вознагражден за свою смелость: неловкость его бесследно прошла. Теперь рассказывал Анатолий.