Дина Рубина - Синдикат

Между тем ведущая вечера перечисляла имена и должности глав крупнейших организаций-спонсоров. Услышав свое имя, мой начальник одобрительно кивнул и украдкой взглянул на меня. Я ему послала воздушный поцелуй.

— Мы также рады приветствовать в наших стенах Главного раввина России… ( пауза… шорох в зале ) по версии ОРЕРа… Манфреда Григорьича Колотушкина… ( аплодисменты ) .

— А также Главного раввина России… по версии РЕЗа… господина Залмана Козлоброда… ( аплодисменты ) .

Дверь приоткрылась и в зал просунулся веселый Мотя Гармидер.

— Меня выкликали уже? — шепотом спросил он Яшу, прислонившегося к косяку…

— Мы неизменно рады приветствовать также Главного раввина России… по версии Щадящего иудаизма… Мордехая Гармидера…

Мотя покивал всем и вновь нырнул за дверь. Яша выскользнул следом.

— Мотя! Что нам сегодня наливают?

— Тс-с-с! — Мотя жестами призывал его за собой в соседний зал. — Только тебе и только по блату…

А в зале начался очень недурной концерт, и я осталась.

Играл легендарный Алексей Козлов в сопровождении гитариста и ударника из ансамбля «Арсенал».

В кожаной куртке, постаревший, сутулый, — он стоял к публике вполоборота, пережидая вступление, легонько кивая в такт, задумчиво прикрыв глаза. И вот вступал… Сипловатый голос саксофона одышливо втолковывал что-то, выдавливая длинную витиеватую фразу; устало-виртуозные пассажи прерывались всхрапами, выхрипами, чуть ли не кашлем… Но почему-то хотелось, чтобы этот стариковский разговор саксофона с гитарой не кончался, а все длился, длился до утра…

Ударник был гениален со своей избыточной мимикой: он округлял рот, вскидывал брови, страдальчески вскакивал и даже, кажется, вскрикивал, когда лупил по тарелкам.

Гитарист, плоский, как его гитара, клонился вбок, изгибался, кивал бледным угловатым лицом…

Бритый наголо Козлов делал два-три шага по маленькой сцене, иногда боком присаживался на стул и искоса посматривал на музыкантов, слегка усмехаясь. И вот он опять вступал: трубным окликом и — после паузы-вдоха… витиевато катящейся с горки бормотливой, спотыкливой мелодией…

…После окончания концерта двери в соседний зал распахнулись… Засияли накрытые для банкета столы, чуть тронутые Мотей и Яшей… Среди столов сновала наша Ниночка, старательно поглядывая — всюду ли есть салфетки, как там блюдо с куриными рулетиками… Ага, подумала я, значит и УЕБ прибегает к помощи Клещатика… А может, так: значит, и УЕБ не ускользнул от Ной Рувимыча…

Мы с Яшей — с бокалами в руках — столкнулись в небольшом уютном и уже меблированном по последней офисной моде зале, который они назвали «библиотекой», угрюмо оглядели ряды компьютеров на столах, ладно сработанные — под потолок — книжные шкафы и, главное, готовые к любой выставке застекленные витрины, молча чокнулись и посмотрели друг другу в глаза: оба мы пребывали в ревнивом служебном бешенстве.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Наутро мы ворвались в кабинет к Клаве, закрыли за собой дверь и приступили к осаде.

Клава пыхтел, щурился сквозь дым сигареты, кивал, ярился, кричал нам:

— Что вы хочешь! Я хочу покуплять дом, я буду покуплять дом, мне уже подыскал Норувим целый… целый башня… Кремлин!.. Но — эти хуеваты в Иерусалиме… они хотят законности!

Иногда он переходил на свой особенный русский язык как раз тогда, когда в этом не было никакой необходимости. Словно ему легче было бороться с этими наречиями и приставками, чем с нами, напиравшими на него с такой убедительной правотой…

Получив устное добро от начальства — пока суд да дело, да придет «добро» из тяжелозадого Иерусалима — просто снять приличный особняк, мы бросились с последовательным упорством прочесывать пустые дома в поисках подходящего здания на съем, для полноценной культурной деятельности Синдиката…

В первую же неделю через маклерские конторы мы подыскали по крайней мере пять отличньгх особняков на съем. И все — в пределах Садового кольца, и все — недалеко от метро.

И все они отпадали один за другим, потому что в положенное время, в положенное место являлась наша хунта, Шая с Эдмоном, обнюхивали стены, лезли на крыши, входили в подъезды соседних зданий, спускались в подвалы, взбирались на чердаки и, отряхивая руки, брюки и пиджаки, волосы и ресницы от пыли и штукатурки, сурово качали головами. Нет. Если во-о-он в том подъезде напротив установить пулемет, то на подступе к этому зданию, которое вы, ребята, так легкомысленно хотите снять, можно перебить очень много народу…