Рейчел Джойс - Операция «Перфект»

Байрон как раз пытался подсунуть ноготь под краешек пластыря, чтобы его отлепить, когда Джини вдруг проснулась и уставилась на него темными, широко раскрытыми глазами. От испуга и неожиданности Байрон резко отпрянул назад и налетел на кукольный домик Люси. Джини это невероятно рассмешило, она так смеялась, что даже икать начала, содрогаясь всем телом. Зубы у нее были мелкие, и некоторые из-за кариеса были похожи на треснувшие коричневые бусины. «Хочешь, я тебя вниз отнесу?» – предложил Байрон. Она кивнула и молча протянула к нему руки. Он поднял ее и был потрясен тем, какой она оказалась легонькой. Почти невесомой. Под хлопчатобумажным школьным платьицем отчетливо прощупывались ребра и худенькие лопатки. К заклеенному пластырем колену девочки Байрон старался не прикасаться, а она, обнимая его за шею, на всякий случай выставила ногу вперед, чтобы он случайно ее не задел.

Испытанное Беверли беспокойство, похоже, вызвало острый приступ голода. Теперь она сидела в гостиной и один за другим уплетала сэндвичи с огурцом, без конца о чем-то болтая с Дайаной. Когда Байрон принес туда Джини, Беверли лишь нетерпеливо кивнула и продолжила засыпать хозяйку дома вопросами. Где Дайана купила такую мебель? Какие тарелки предпочитает – фарфоровые или пластмассовые? У какого парикмахера стрижется? Какой марки у нее проигрыватель? Довольна ли она качеством звука? Знает ли она, что далеко не все электроприборы производятся в Англии? Дайана вежливо улыбалась, а на последний вопрос ответила: нет, этого она не знала. И Беверли тут же заявила, что будущее за импортом. Особенно теперь, когда наша экономика в таком упадке.

Она высказала свое мнение о качестве занавесок Дайаны. О ее коврах. О ее электрокамине.

– Дом у вас просто очаровательный, – вещала она, указывая зажатым в руке сэндвичем на новые стеклянные светильники Дайаны, – но я бы здесь жить не смогла. Я бы все время боялась, что ко мне кто-нибудь вломится. У вас тут столько хорошеньких вещичек! И потом, я девушка абсолютно городская.

Дайана улыбнулась и сказала, что тоже когда-то была абсолютно городской девушкой.

– Но мой муж любит деревенский воздух. – Она взяла стакан и слегка поболтала в нем кубики льда. – И потом, на случай каких-либо непредвиденных обстоятельств у него есть дробовик. Он его под кроватью держит.

Беверли, похоже, встревожилась:

– Он что, в кого-нибудь стреляет?

– Нет. На самом деле он это ружье просто так в доме держит. Хотя у него есть и твидовая охотничья куртка, и охотничья шляпа, и он каждый год ездит в августе с друзьями в Шотландию пострелять, хотя прямо-таки ненавидит эти поездки, потому что его вечно кусают комары. Он им, похоже, чем-то нравится.

Женщины немного помолчали. Беверли понемножку отщипывала корочку от очередного сэндвича, а Дайана изучала содержимое своего стакана.

– Он у вас что – слегка чокнутый? – сказала вдруг Беверли, и Дайана неожиданно громко расхохоталась в ответ. Потом глянула на Байрона и, закрыв лицо руками, пробормотала:

– Ох, не надо бы мне смеяться! – Но остановиться не могла и все смеялась.

– Как это – не надо смеяться? Смеяться всем необходимо, – сказала Беверли и призналась: – А все-таки, если б ко мне грабитель залез, я бы, скорее всего, чем-нибудь по башке его треснула! Ну там деревянной колотушкой или еще чем-нибудь в этом роде.

– Ох, как смешно вы все это говорите! – сказала Дайана, вытирая глаза.

А Байрон взял свою тетрадку и записал в ней, что у его отца, оказывается, есть дробовик, а у Беверли, возможно, имеется деревянная колотушка, которой можно стукнуть по башке. Вообще-то в данный момент Байрон и сам с удовольствием бы съел хоть один из приготовленных Дайаной вкусных сэндвичей. Она всегда делала их крошечными, не длиннее большого пальца, и вырезала треугольничком. Но Беверли, похоже, считала, что угощение предназначено исключительно для нее, и попросту поставила тарелку с сэндвичами к себе на колени. Не успев доесть один сэндвич, она тут же принималась за следующий. Она продолжала поглощать сэндвичи, даже когда Джини потянула ее за руку и стала проситься домой. Байрон, как и велел ему Джеймс, нарисовал схему расположения пластыря на колене девочки и отметил точное время, когда он это колено рассматривал. Но, начав записывать разговор женщин, он как-то смутился. Ему казалось, что для первой встречи это не совсем правильный разговор. А уж для начала новой дружбы он и вовсе грешил чрезмерной мрачностью, хотя Байрон и был вынужден признать: никогда раньше он не видел, чтобы мать так весело смеялась, особенно ее развеселило то, что Беверли назвала Сеймура «чокнутым». Впрочем, эту часть разговора Байрон записывать не стал.