Раймон Кено - Вдали от Рюэйля

— Ну как, Жако, тебе понравился этот прекрасный фильм?

Жако оборачивается. Сзади сидит де Цикада.

— Да, мсье, — ошарашенно отвечает он: ни фига себе, вот он, внебрачно-предполагаемый и титулованный папаша.

— Ты любишь кинематограф?

— Да, мсье.

— Я — тоже. Это искусство — а кино, несомненно, является искусством — позволяет нам забыть о превратностях жизни.

— Да, мсье.

— Хочешь леденец?

— Да, мсье.

— А твой товарищ?

— Да, мсье, — отвечает Люка.

Де Цикада покупает три леденца, один из которых для себя.

— Спасибо, мсье, — благодарят дети.

Де Цикада продолжает разглагольствовать:

— Когда я смотрю фильм, подобный тому, что мы сейчас просмотрели, я каким-то магическим и уж во всяком случае трансцендентальным способом переношусь на экран и осознаю себя одним из героев истории, рассказываемой нам при помощи плоских, но подвижных картинок.

Дети переглядываются.

— Например, в фильме, который только что был явлен нашим зрительным отверстиям… Вот, например, кем из этих персонажей представлял себя ты, Жако?

Жако в растерянности. Вопрос ему кажется ужасно нескромным, и он пытается уклониться от признаний.

— Парнем, который умирает в конце?

— Да, мсье.

— А ты, малыш?

— Я тоже, мсье, — отвечает Люка.

— А вот я, — заявляет де Цикада, — я был Дэйзи.

Он задумчиво сосет свой леденец. Дети переглядываются.

Внимание! Звенит звонок. Антракт заканчивается, в воздухе пролетают последние недососанные леденцы, то тут, то там раздаются запоздалые крики, наконец свет гаснет, и в полной тишине начинает разворачиваться история изобретателя, которого, с одной стороны, обманула жена, а с другой стороны, провели бессовестные прохвосты, овладевшие результатом его открытий. Это всерьез интересует Жака Сердоболя, так как он и сам инженер, который работает над целым рядом сенсационных открытий. После киносеанса он спешно возвращается в свою лабораторию и с еще большим азартом принимается за работу. Его-то уж не проведут, так как он уже научен горьким (чужим) опытом: как можно после этого отрицать пользу немого искусства. Он работает, работает, работает. Даже больше того! Его мозг кипит, бурлит, и вот, в один прекрасный день, ррраз — и вдруг эврикнулось, вот оно, нашел! Нашел что? Да то, что тяжелее, чем воздух, но в нем удерживается.

Он первым пересекает Ла-Манш на аэростате, первым налаживает воздушное сообщение между Парижем и Нью-Йорком, первым облетает весь земной шар. Будучи себе на уме, к тому же наученный горьким (чужим) опытом, он регистрирует кучу патентов, а значит, эксклюзивно производит воздухоплавательные аппараты, организует их серийное производство, становится триллионером, а следовательно, самым могущественным человеком на свете. Он вновь восходит на трон Сердоболингов, и в конце концов его провозглашают Управляющим Земным Шаром. Рогоносный, непризнанный и разоренный изобретатель умирает.

Зажигается свет.

— Что, нюни распустил? — спрашивает Люка.

— Я?! Шутишь? — шмыгая носом, отвечает Жако.

— Ну как, понравилось? — спрашивает его мать.

— Да, мам.

— Что ты смотрел?

— Наверняка какие-нибудь глупости, — обрывает Сердоболь. — Не понимаю, зачем ты вообще спрашиваешь. Кино это сплошная глупость. Только дети и смотрят.

— Сзади меня сидел мсье де Цикада, — произносит Жако.

— Де Цикада?!

— Да, пап. Он ходит в кино два раза в неделю.

— Де Цикада?!

— Да, пап. И к тому же это ему очень нравится. Он предпочитает фильмы о фаруэсте [43] От англ. farwest (Дикий Запад). и еще те, где показывают кровавые преступления. Он сам мне сказал.

— Ну и ну! Никогда бы не подумал, что де Цикада…

— Вот видишь, — говорит мадам Сердоболь, — как часто можно ошибаться в людях.

Жако чешет макушку.

— Ты там вшей хотя бы не подхватил? — спрашивает мать.

— Нет, мам. Вроде нет.

— В твоем кино должно быть полно всякого отребья.

— Я же тебе говорю, мама, туда ходит мсье де Цикада.

— Подцепить вшей может кто угодно, — говорит Сердоболь. — Вот я, например…

— Знаем, знаем, — обрывает супруга. — Ты их подцепил в армии.

— Гниды! Они до того меня довели, что я просто рассвирепел. Как поймаю какую-нибудь, да как зацеплю ее меж ногтями, и хрррусть, давай ее мучить до наступления смерти. Ах, мерзкие твари!

— Ой, пупсик, до чего же ты у меня кровожадный!

— Что бы там ни было, я считаю, Жаку предпочтительнее в этом зрелищном зале больше не появляться.

— Но ведь у меня нет вшей!