Войцех Кучок - Как сон

— Все бумаги мы уже за тебя заполнили, формальности утрясли, с нотариусом договорились, тебе, сынок, осталось только поставить подпись, и хатка твоя. Вот, пожалуйста, прямо из каталога, не домик — игрушка, из дерева, три месяца — и готово, ну, кухня есть, туалетов два, один на втором этаже, тут тебе чем не комната-кабинет, тут спальня, вон, аж с тайным выходом, хе-хе, сынок…

Отец стал мягче, уже отпустил его руку и, восхищенный, будто осматривает дворцовый интерьер, обратился к Матери, повел, да пожалуй что не повел, а повлек ее куда-то на кухню, в ванную, в очередную комнату, увлекся и сам, воодушевился:

— Тут вы для деток комнату устроите, как уж наконец поженишься, а пока может быть гостевой…

Адам остается в спальне и проверяет ловко придуманный путь эвакуации — тайную дверцу, выходит через нее из дома, садится на ступеньках крыльца, подпирает голову, как придорожный Христос [1] Поляки до сих пор верны древнему славянскому обычаю ставить изображения святых на развилках дорог. — Здесь и далее прим. пер. , и пытается понять, откуда знает Отец о том, что со времени своих заключений в размышляльне Адам чувствует себя безопасно только в помещениях с дополнительным аварийным выходом, в таких, где есть по крайней мере две двери; на самом ли деле Отец столь предусмотрителен и великодушен, или же это всего лишь предлагаемое каталогом стандартное решение?

Бульон втроем. Сидят за бульоном. С тех пор как стоит мир, на время бульона все свары, военные действия, катаклизмы, мнимые болезни, супружеские кризисы приостанавливаются, бульон находится за гранью реальности, бульон велит взять в кавычки все то, что было сказано во гневе, все, к чему ты стремился изо всех сил, все, что было совершено опрометчиво, по неосмотрительности, бульон требует спокойствия, он требует полной сосредоточенности на себе, создания сообщества бульонной тишины, которую нарушать может только стук ложки о тарелку.

Бульон из счастливой, понятное дело, курицы, которая годами сплетничала с наседками из соседних дворов, вольно клевала зерно, подернутый жирком, с горкой овощей и домашней лапши, такой бульон не станешь есть впопыхах, его нельзя профанировать, выпивая залпом, это вам не бульонный кубик, такой бульон должен всем, кого вокруг себя собрал за столом, разогреть желудки, остудить головы; вот за таким бульоном и сидит Адам с родителями и ждет, что же скажет Отец, да и скажет ли что вообще, или готов молчать до смерти, обидевшись на сына, который только что заявил, что, в общем-то, и не думал возвращаться в деревню, потому что самое главное для него сейчас стаж в больнице, а поскольку место в общежитии ему уже не положено, он предпочитает снять себе что-нибудь в городе, чтоб не таскаться каждый раз в такую даль, иначе ему пришлось бы вставать на час раньше, к тому же всегда лучше быть вблизи, в случае какой-нибудь экстренной надобности, скажем замениться на дежурстве, а кроме того, кроме того (это он объявил вполголоса, так что Отец даже не расслышал и попросил, чтобы ему повторили громко и четко, Адам повторил, хоть и не так чтобы очень громко), кроме того, он на самом деле хотел бы попытаться жить один, в смысле самостоятельно.

Бульон подходит к концу, а они всё молчат, как будто сидят на совете племени над шаманским варевом, будто ждут, когда галлюциногены попадут к ним в кровь и вызовут транс; Адамом по-настоящему овладевает бульонная сонливость, восходящая от полного желудка через диафрагму до самых до висков, последние ложки он доедает значительно медленнее, опасаясь, что с окончанием бульона кончится и перемирие и Отец совершит нечто гораздо более страшное, чем могло бы прийти Адаму в голову; его Отец никогда не скандалит, но то спокойствие, которое он внешне сохраняет, скандально опасно; Мать сама не отважится подать голос, а впрочем, она не знала бы, что сказать, как осмыслить внезапную перемену в их жизни, Отец должен придать форму ее мыслям, все сразу станет ясным лишь после того, как он скажет, так что Мать ждет слов Отца, и, лишь услышав их, она начнет им поддакивать, и тогда бульонная тишина сменится семейным гомоном, ах, если бы этот гомон мог быть беззаботным; Мать хрупка, как выпитое яйцо, она трещит под грузом забот, и хоть хлопоты — это ее специальность, если не сказать образ жизни, она сегодня уже довольно много должна была вынести на своей скорлупке, так что она ждет с надеждой слов Отца; дождалась:

— А ничего такого. Дом подождет, пока тебе не захочется к родным пенатам вернуться. Он и так уже твой, акт собственности подписан, а ключи заберешь, когда надумаешь тут поселиться.