Войцех Кучок - Как сон

— Эй! Сынок!

Голос прогудел, как из преисподней, усиленный эхом и прозвучавший так, будто сам бог обиделся, что Адам думает о нем как о чем-то, что мы обозначаем с маленькой «б»; Адам останавливается, как пристало медику; если кто-нибудь просит, то, скорее всего, может просить его о помощи, даже если это сам б(Б)ог. Представляете, ситуация: ничего вокруг, только голос, один звук — и никого; Адам растерян, не знает, куда смотреть, думает: ну ладно, допустим, б(Б)ог существует, коль скоро так объявился, но какие претензии мог бы он иметь к Адаму, что тот возлюбил мальчика в мужчине? Нет, даже Бог с большой «Б» не может иметь к нему претензий: пока любовь безгрешна, она ведет к добру; Адам желает добра Красавчику, хочет его вывести к свету, заблудшую овцу в стадо вернуть. Чего т(Т)ы хочешь от меня, б(Б)оже, думает Адам, а если это не т(Т)ы, то кто тогда меня звал, чего от меня хотел?

— Эй!

Адам отчетливо слышит, идет за голосом туда, где никого нет, хотя голос сердца велит поспешить в противоположную сторону, туда, где Красавчик уже наверняка в одних боксерках, ах, сколько же придется всего понапридумывать, чтобы стянуть их с него, а потом натешиться, потрогать, подержать так, подержать сяк, ну и вообще; Адам неуверенно приближается к Никому и только на середине улицы видит человека в канализационном люке; ну да, крадут крышки, случилось однажды, что пьяный упал и просидел под землей всю ночь, ну а этот выглядит так, как будто он перепадал во все люки в городе, причем головой вниз, этот вне себя от ярости, что освободиться не может; Адам смотрит с ужасом на исполосованное лицо: обе брови кровоточат, левый глаз страшно заплыл, нос свернут; где был бог, когда зло измывалось над этим человеком?

— В чем дело?

— Какие-то засранцы меня отделали… И за что… Много у меня, что ли, было, одна мелочь… За двадцать злотых нос мне сломали… И часы сняли, которые и так слова доброго не стоили…

Адам помогает ему выбраться, мужик пытается встать, и нога подгибается у него в колене, он падает и лишь потому не теряет сознания от боли, что вдупель пьяный; Адам вызывает скорую, спрашивают, прислать врача или сам справится (Красавчик ждет… А если не ждет? Если он ему уже успел надоесть? Если на месте, то будет и после; если его нет, то лучше узнать об этом как можно позже), нет, врача не надо, Адам сам справится.

Красавчик уже спит, голый, пораскидал одежду на полу, должно быть устал, неужели пустился в загул? Спит на боку, крепко спит, зато его птичка на воле; интересно, что ему снится? Адам уже без сил после случая с пьяницей, протокол о телесных повреждениях, дача показаний и все остальное, сейчас он сам разденется и прильнет к жаркому Красавчику на так называемый стульчик, ложечка-в-ложечку, поймает нежненько его птичку и заснет с нею в руках, разве что Красавчик проснется и сам захочет чего-нибудь еще. Адам подбирает с пола его брюки и рубашку, кладет их на стул и замечает в нескольких местах пятна крови. Немедленно проводит осмотр Красавчика: весь он прекрасен и нет ни пятна на нем, ни царапинки, что-то бормочет сквозь сон и снова укутывается в одеяло. Адам относит одежду Красавчика в ванную и забрасывает в стиральную машину. Даже если б(Б)ога и нет, не все позволено: Адам знает, что завтра он будет вынужден задать несколько неудобных вопросов, а Красавчик очень любит удобства; вон как разлегся, всю постель занял. Адам ложится рядом, дотрагивается до него и думает, что теперь он должен все делать так, как если бы завтра предстояло умереть.

Отец уже припарковался, но оба с Матерью пока сидят в машине, недоверчиво проверяют адрес на листочке и сравнивают с номером на доме: к сожалению, все совпадает; нашли улицу, нашли дом, но петь им расхотелось, хоть Мать от радости, что Отца наконец-то удалось уговорить навестить сына, спела по дороге все хиты их молодости. Отец наконец выходит из машины, встает руки в боки, смотрит на дом, в котором живет его единственный сын, и буквально кипит от гнева и презрения (в деревне стоит новенький, пахнущий краской домик-картинка, а этот живет здесь, в обоссанной дыре, разваливающейся халупе, боже мой, но нет, ничего не скажу, ничего не скажу, не стоит нервничать, вот только пуговку на воротничке расстегну, а то аж душно сделалось). Мать тоже выходит из машины ошарашенно, не знает, вынимать ли ей сумки с банками-компотами-разносолами-грибами — всем, что сынок любит, или подождать, пока Отец войдет наверх и проверит, может, адрес не тот. Из окна на первом этаже сосед-подоконник смотрит то на приехавших, то на машину, в конце концов заговаривает с Отцом, который уже успел подавить в себе отвращение и хочет нырнуть в подъезд, провонявший кошачьей мочой.