Чезаре Павезе - Прекрасное лето

Теперь, когда она знала, что Гвидо такой хороший, у нее прибавилось смелости, и, положив голову ему на плечо, она сказала, что хочет всегда видеться с ним наедине, потому что с ним ей хорошо, а с другими нет.

– Вечером сюда приходит ночевать Родригес, – сказал Гвидо, – не хочешь же ты, чтобы я выставил его на улицу. Здесь работают, понимаешь?

Но Джиния сказала, что ей довольно часочка, минутки, что она тоже работает и будет забегать сюда каждый вечер в это время, но хочет заставать его одного.

– Когда ты станешь штатским, Родригес все равно будет приходить? – спросила она. – Мне очень хотелось бы посмотреть, как ты рисуешь, но чтобы никого больше не было.

Потом она сказала, что согласилась бы позировать ему, но только на этом условии. Они лежали в темноте, и Джиния не замечала, что темнеет. В этот вечер Северино пришлось уйти па работу, поужинав всухомятку, но это случалось уже не в первый раз, и он никогда не жаловался. Джиния ушла из студии, только когда пришел Родригес.

В эти последние дни перед увольнением с военной службы Гвидо по вечерам грунтовал и сушил холсты, прилаживал мольберт и все приводил в порядок. Он никуда не выходил. Как видно, было делом решенным, что Родригес и дальше будет жить с ним. Но Родригес умел только устраивать кавардак и заводить пустые разговоры, когда Гвидо было некогда. Джиния была бы так рада помочь Гвидо навести в студии чистоту и порядок, но понимала, что Родригес стал бы приставать к ним и мешаться у них под ногами. От нечего делать она опять начала гулять с Амелией. По большей части они ходили в кино, потому что обе кое-что утаивали друг от друга, и им было нелегко проводить вечера, болтая. Было ясно, что у Амелии что-то на уме и она ходит вокруг да около – недаром она то и дело острила насчет блондинов и блондинок. Но Джиния уже привязалась к ней и была неспособна скрывать свои чувства. Однажды вечером, когда они возвращались домой, она спросила, договорилась ли Амелия с той художницей. Амелия сделала большие глаза и сказала, что об этом нечего говорить.

– Почему же, – сказала Джиния, – я никогда не позировала, но мне неприятно, если ты из-за меня потеряла эту работу.

– Перестань, пожалуйста, – сказала Амелия. – Ты нашла любовника и плюешь на всех. Правильно делаешь. Но на твоем месте я бы поостереглась.

– Почему? – спросила Джиния.

– Что говорит Северино? Нравится ему зять? – со смехом сказала Амелия.

– Почему я должна остерегаться? – спросила Джиния.

– Ты отбиваешь у меня моего прекрасного художника и еще спрашиваешь?

У Джинни екнуло сердце. С минуту она шла молча, чувствуя на себе взгляд Амелии, потом спросила:

– Ты позировала Гвидо?

Амелия взяла ее под руку и промолвила:

– Я пошутила.

Потом, помолчав, сказала:

– Разве не лучше нам гулять вдвоем, как женщина с женщиной, чем портить себе кровь, путаясь с хамами, которые ничего не понимают в девушках и ухлестывают за первой попавшейся?

– Но ты ведь крутишь с Родригесом, – сказала Джиния. Амелия пожала плечами и фыркнула. Потом проговорила:

– Скажи мне одну вещь. Гвидо по крайней мере осторожен?

– Не знаю, – сказала Джиния.

Амелия задержала ее и взяла за подбородок.

– Посмотри мне в лицо, – сказала она.

Джиния не стала сопротивляться, потому что речь шла о Гвидо. Они остановились в тени подъезда, и Амелия быстро поцеловала ее в губы.

Они пошли дальше, и испуганная Джиния натянуто улыбалась под взглядом Амелии.

– Сотри помаду, – сказала Амелия спокойным голосом.

Джиния, не останавливаясь, достала зеркальце и смотрелась в него не отрываясь, пока они не дошли до следующего фонаря – все разглядывала глаза и поправляла волосы.

– Ты, наверное, думаешь, что я выпила? – сказала Амелия, когда они миновали фонарь.

Джиния спрятала зеркальце и, не отвечая, пошла дальше. Стук их каблуков по тротуару отдавался в ушах. На углу Амелия хотела было остановиться, но Джиния сказала:

– Нам сюда.

Они завернули за угол, и, когда подошли к подъезду, Амелия сказала:

– Ну, пока.

– Пока, – сказала Джиния и пошла дальше одна.

На следующий день, когда она вошла в студию, Гвидо зажег свет, потому что на улице стоял туман и, заволакивая огромные стекла, казалось, окутывал и их самих.

– Почему ты не разожжешь керосинку? – спросила Джиния.

– Керосинка горит, – сказал Гвидо, который на этот раз был в куртке. – Не бойся, зимой будем топить камин.

Джиния, обойдя комнату, приподняла прибитый к стене кусок материи и увидела маленький камин, заполненный стопками книг и всяким хламом.