Джек Керуак - Ангелы Опустошения

– Джексон маальчик мооой – говорит Коди как обычно изображая старых железнодорожных проводников У. К. Филдза —

– Коди! Эгей! Садись! Ух ты! Все происходит!

Ибо оно подходит, оно всегда подходит великими вибрирующими временами года.

Но это всего лишь простое утро на свете, и официантка приносит простой кофе, и все наши восторги просты и закончатся.

– Кто девчонка?

– Это безумная барышня из Сиэтла которая слышала как мы читали там стихи прошлой зимой и приехала на своем «эм-джи» вместе еще с одной девчонкой, хотят оттопыриться, – сообщает мне Ирвин. Он знает все.

Та говорит

– Откуда этот Дулуоз берет всю свою витальность?

Витальность, фигальность, полуночные ревущие пива меня прикончат еще на год —

– Я потерял все свои стихи во Флориде! – визжит Рафаэль. – На автостанции «Грейхаунда» в Майами, Флорида! У меня только и есть эти новые стихи! А другие свои стихи я потерял в Нью-Йорке! Ты там был Джек! Что этот редактор натворил с моими стихами? А все свои ранние стихи я потерял во Флориде! Представьте только! На хер всё! – Так он разговаривает. – Много лет после этого я ходил от одной конторы «Грейхаунда» к другой и беседовал со всевозможными президентами умолял их найти мои стихи! Я даже плакал! Ты слышишь Коди? Я плакал! Но их это не тронуло! На самом деле они принялись говорить что я их достал а все потому что я бывало приходил в эту контору на 50-й улице чуть ли не каждый день и умолял вернуть мои стихи! Это правда! – и пока кто-то другой что-то говорит он это тоже слышит и встревает: – Я б никогда не вызвал полицию если б лошадь не упала и не покалечилась или что-нибудь вроде! На хер всё! – Он грохает по столу —

У него сумасшедшее личико какого-то эльфа которое на самом деле оборачивается великим сумрачным темным ликом когда он вдруг становится печален и впадает в молчание, то как он неподвижно смотрит прочь – надувшись – Немного похоже на надутые губы Бетховена – Слегка вздернутый, или выбитый, грубый итальянский нос, грубые черты лица с мягкими скулами и мягкими глазами и эльфийскими волосами, черными, он никогда не причесывается, спускаются с затылка его квадратной головы плоско ложатся на лоб, как у мальчишки – Ему лишь 24 – Он и есть мальчишка, девчонки все сходят по нему с ума —

Шепчет Коди мне в самое ухо

– Этот парень, этот Рафф, этот кошак, почему, блядь, у него больше бикс чем ему надо – Я те говорю – Джек, слушай, все улажено, все договорено, мы зашибем мильён на скачках, это верняк, в этом же году. В ЭТОМ ГОДУ МОЙ МАЛЬЧИК, – он поднимается чтоб объявить всем, – этот второй мой выбор все приходил и приходил как безумный !

– Компенсировал прошлогодний, – говорю я, вспоминая тот день когда поставил 350 долларов на вторую лучшую за Коди (пока тот был на работе) и он проиграл в каждом заезде а я надрался в стоге сена купив пузырь за 35 центов прежде чем пойти к поезду и сказать Коди что он проигрался, а того это совершенно не колыхнуло поскольку он уже потерял пять тыщ чистыми —

– Нынешний год – и следующий, – стоит на своем он —

Тем временем Ирвин читает новые стихи и весь стол сходит с ума – Я говорю Коди что хотел бы чтобы он (мой старый кровный братушка) свозил меня в Милл-Вэлли забрать оттуда одежду и рукописи,

– Заметано, мы все поедем, все вместе.

Мы выскакиваем к его чокнутому маленькому «шеви-купе» 1933 года, не можем влезть все, пытаемся и он трещит по швам —

– Думаете эта малышка не потянет? – спрашивает Коди.

– А та замечательная машина которая у тебя была когда я уезжал?

– Сахар в коробке передач, ей капут.

Ирвин говорит:

– Слушайте, вы все поезжайте в Милл-Вэлли и возвращайтесь встретимся днем.

– О’кей.

Девушка втискивается к Коди, Рафаэль поскольку он меньше ростом и легче меня садится мне на колени и мы отправляемся, помахав Ирвину который подпрыгивает со своей бородой и пританцовывает являя свою милую заботу посреди улицы Норт-Бич —

Коди гонит колымажку беспощадно, обмахивает углы совершенно и быстро, без визга, стрелой кидается в поток машин, матерится, едва успевает проскочить под светофором, таранит подъемы на скрежещущей второй, со свистом проносится сквозь перекрестки, подставляется, вылетает к мосту Золотые Ворота где наконец (уплатив пошлину) мы мчимся через Ворота Снов в надводных воздусях, а Алькатрас у нас справа («Я рыдаю, мне жаль Алькатрас!» вопит Рафаэль) —

– Чего это они деют ? – туристы с обрыва Марины смотрят в сторону Сан-Франа с камерами и биноклями, их экскурсионный автобус —